«Чаще всего к нам на контроль приходила Дрига». Бывший актер РТБД — о цензуре в театре, новом министре культуры и съемках в польской рекламе
Актер Николай Стонька восем лет играл в Республиканском театре белорусской драматургии. В ноябре 2020 года после убийства Романа Бондаренко и репрессий против коллег он записал проникновенное видеообращение «Я выхожу» с объяснениями, почему не может продолжать работать в театре. Стонька уволился и через месяц уехал из Беларуси.
18.12.2024 / 07:00
В Варшаве актер присоединился к «Купаловцам», а также играет в независимых проектах, снимается в польском кино и рекламе. «Наша Ніва» побеседовала с ним о цензорах в РТБД, сегодняшней судьбе театра, новом министре культуры, отличиях в индустрии за границей и роли кагэбэшников.
Николай Стонька. Фото: Marek Zimakiewicz
Николай Стонька — родился в деревне Деревная в Столбцовском районе. После окончания школы поступил в Университет культуры на режиссуру, но на третьем курсе понял, что это «не его» и перевелся в Академию искусств на актерский факультет. Еще в студенчестве приглянулся тогдашнему художественному руководителю РТБД Валерию Анисенко вместе с Ильей Ясинским и таким образом попал в театр, в котором прослужил восемь лет. Первой ролью в РТБД для Николая стал Кастусь Калиновский в спектакле «Каласы пад сярпом тваім».
Снимался в фильмах «Пересуд», «Чернобыль», «Мухтар», «Вспышка», короткометражке «Маланка» и других. В эмиграции вместе с «Купаловцами» сыграл в спектаклях «Плошча перамогі» и «Гусі-людзі-лебедзі» (по Ольгерду Бахаревичу), «Сфагнум» (по Виктору Мартиновичу), «Рамантычнасць» (по Адаму Мицкевичу). В Teatrze Powszechnym играет в спектакле Nastia, а на пару с Алексеем Сапрыкиным — в польскоязычном проекте «Конец полкабана» по пьесе Хельмута Кайзера. Также Николай недавно засветился в клипе певца ApSent «Можно я с тобой?», это англоязычная версия известной песни.
«Наша Ніва»: Заметили, что вас сегодня представляет актерское агентство VERESS, которое позиционирует себя как единственное мужское в Польше. Можете рассказать, как вы к нему присоединились и на каких условиях сотрудничаете?
Николай Стонька: Как я к ним попал, это очень интересная история. Когда только переехал, начал говорить знакомым, которые уже давно жили в Польше, что ищу какую-то дополнительную работу. Тогда еще была пандемия, так что с этим было сложнее. Один из знакомых, барбер с 10-летним стажем, вспомнил, что к нему в парикмахерскую приходит актер. Он предложил дать ему мои контакты, мол, позвони-поговори — может, он тебе поможет.
Мы встретились, и новый знакомый рассказал, как в Польше в целом происходят процессы: что без агента никто не работает, сам по себе актер не ходит на кастинги. Также он рассказал, что собирается открыть собственное агентство. Мы оставались в контакте, и год назад он действительно открыл агентство, и уже где-то через полтора месяца позвонил мне и пригласил к ним в команду. Сработало то, что у него не было ни одного актера, который бы говорил по-белорусски, по-русски и по-английски, плюс знал бы и польский язык. Я очень обрадовался.
Благодаря агентству я в этом году снялся в двух рекламах — М-банка и пива Blanc 1664. Плюс у меня появилось больше киношных проектов. Так, для нового польского сериала «Перекресток» искали русскоязычных актеров. Там я сыграл кагэбиста, такого салагу, на которого натыкается главная героиня.
Что касается денег: все зависит от проекта. За каждый проект, в который меня взяли, я плачу агентству несколько процентов, если это кино, например. В рекламе ставки уже совсем другие.
Актер во время съемок фильма «Дорога домой» о Второй мировой войне
«НН»: Как вам сейчас эмоционально даются роли силовиков, сотрудников спецслужб?
НС: В моем случае я пользуюсь возможностью показать истинное лицо этих людей через всю информацию, которую получил из пережитых за последние годы событий.
«НН»: Расскажите, как вы уезжали из Беларуси?
НС: На днях было ровно четыре года эмиграции. К счастью, не было такого, как у моих друзей: когда утром позвонили — и через два часа человек уже с рюкзаком едет.
Я рад, что уехал без спешки, у меня было время нормально собрать документы, вещи. Хотя на границе произошла немного неприятная история. В машине нас было трое, и у нас проверяли температуру тела, потому что это было время пандемии. У водителя она оказалась нормальной, у второго пассажира — тоже, а у меня 37,8. То есть мне могли запретить выезд только из-за этого. Но потом мы открыли форточку, проветрили машину, и уже было нормально. Может, нервы так шалили.
Примерно через месяц после моего отъезда я получил от сестры сообщение, что к матери приезжали трое сотрудников, скорее всего из КГБ, искали меня. Спрашивали, где я, несмотря на то, что в моих социальных сетях на фотографиях уже стояла локализация Варшава.
«НН»: В последнее время из РТБД, где вы проработали много лет, долетают исключительно печальные новости — задержания и увольнения актеров, обедневший репертуар на этом фоне. Как вы сегодня на это реагируете?
НС: РТБД переживал очень много разных этапов за время своего существования.
Мы как-то обсуждали это с друзьями и заметили определенную закономерность. Я не буду называть фамилии, чтобы никого не обидеть (в основном бывших и нынешних руководителей), но всегда было так: сначала взлет, потом падение. Потом снова все супер и упадок. И так по кругу. И вот сейчас мы снова на отметке упадка.
Ждем улучшений, высокого профессионального уровня и того, что там будет много талантливых актеров и режиссеров, а театром будут управлять честные люди. Но они будут управлять, когда власть сменится и в стране.
«НН»: Вы как раз застали время подъема РТБД. Как в театре обходили цензуру?
НС: Чаще всего к нам на контроль приходила Ирина Дрига (в свое время — начальница управления в главном идеологическом управлении Администрации Лукашенко, позже — первый заместитель министра культуры — «НН») с подругами.
Могли сказать, какой текст убрать или какой реквизит. Или попросить сделать юбку длиннее у актрисы. Могли запретить использовать определенные цвета. Но в основном у них были очень банальные замечания. Главного смысла, который затем считывали зрители, цензоры не понимали. Цензура была такой, что подъедала, конечно, спектакль, но в то же время делала его сильнее для тех зрителей, которые приходили не просто услышать напрямую, но увидеть что-то более глубокое.
«НН»: Заметили для себя какую-то разницу в работе польских и белорусских театров и в том, как снимают кино у нас и за границей?
НС: Я обратил внимание, что медийные актеры здесь быстрее идут на контакт. Никто не думает, что вот этот человек звезда — вау, а этот только начинает свою карьеру. Все стремятся сделать командную работу классно, на высоком уровне, а не показать персонально себя лучше всех.
Фото: Marek Zimakiewicz
«НН»: Во время работы в Беларуси вы пересекались с новым министром культуры Русланом Чернецким. Какие впечатления остались?
НС: У нас были совместные репетиции, когда мы ставили спектакль «Ноч для жанчын». На площадке он как раз считал себя звездой, полагал, что он мега-крутой, это чувствовалось. Даже когда Руслан ошибался, и режиссер предлагал ему сделать что-то иначе, он все равно отстаивал свою позицию. Но это распространенное явление у многих актеров.
Спектакль «Ноч для жанчын». Руслан Чернецкий — в центре. Николай — крайний слева. Фото: bobr.by
Порядок он в культуре точно не наведет, хотя я слышал, как некоторые говорили, мол, может, хорошо, что он актер, может, это поможет культуре? Но думаю, что нет. Какую классную идею он может пропихнуть, если все вокруг под цензурой и на диктатуре? Что в режиме можно создать? Тем более человеку, который уже сам поддакивал этому самому режиму.
Никогда бы не подумал, что он выберет такой путь. Он казался адекватным, но, конечно, я не знал его как человека в жизни, только на сцене.
«НН»: У вас есть польские корни, можете рассказать об этой части своей идентичности?
НС: Если коротко, то в акте о рождении родителей написано, что они у меня по национальности — поляки. Как говорила мама, когда в 1958 году она родилась, у бабушки спросили: как записываем? И моя бабушка, которая католичка, как и дедушка (у него все родные уехали на тот момент в Польшу), записала, что мама — полька. Со стороны отца похожая ситуация была.
Конечно, у меня уже было написано, что я белорус, но у меня очень много родственников в Польше.
«НН»: Польские корни как-то отражались на воспитании?
НС: Особенность связана с религией, потому что все в моей семье — католики. И когда я поступил в Минск, то впервые столкнулся с тем, что среди 18 студентов католиками были только я и еще одна девушка, остальные — православные. В школе же и в моей деревне все было наоборот, поэтому мне казалось, что все вокруг — католики (улыбается).
Бабушка меня научила всем молитвам по-польски, потом уже их переделали на белорусский. И только тогда, кстати, я понял, что я там говорил.
«НН»: В одном интервью вы рассказывали, что еще в 2006 году у вас дома висел бело-красно-белый флаг, который повесил старший брат. Но мать его сняла после звонка из деканата с угрозами, что брата могут отчислить, потому что он занимается «не теми делами». В 2020-м, когда вы присоединились к протестам, вас тоже старались оградить от этого в семье?
НС: В ситуации с братом мать тогда просто хотела, чтобы он получил образование, чтобы его не забрали в армию и чтобы он потом хорошо зарабатывал. Флаг у нас провисел дома год, может, и только когда возникла угроза отчисления, мать его спрятала.
За меня она тоже беспокоилась. Каждый раз звонила, спрашивала, дома ли я. Мама просто переживала, чтобы меня не забрали.
Николай во время протестов-2020. Фото из личного архива
«НН»: Когда вы только переехали в Варшаву, то первое время работали смотрителем в музее. Многие творческие люди параллельно с проектами подрабатывают на «обычных» работах. А как сейчас у вас?
НС: Мы недавно на эту тему пошутили в перерыве репетиции «Полкабана», что мы работаем где-то еще, чтобы работать в театре. Показы в театре и проекты то есть, то нет.
В конце декабря, перед католическим Рождеством, открывается новая кофейня Bochena Koncept. Я там буду работать как бариста. Что-то новое для меня, но с другой стороны — дополнительная практика польского языка.
Свою последнюю театральную роль в спектакле «Конец полкабана» — историю о переплетении животного и человеческого в постановке режиссера Юрия Дивакова — Николай называет самой сложной. «Когда провели первую читку, я понял, что ничего не знаю в польском языке, потому что там он не современный, со сложными оборотами. Но работа с этим текстом помогла мне выйти на новый уровень в профессии, сделать несколько шагов вперед». Фото: личный архив
«НН»: В визитке для РТБД на вопрос, кто такой Николай Стонька, вы в итоге ответили, что человек, актер, белорус. Что сюда добавилось или планируется добавить?
НС: Первое, что пришло в голову — я уже три года как крестный, который не видел свою крестницу вживую. Хотелось бы, чтобы это изменилось.
Кроме того, надеюсь, что через лет пять выйду на такой уровень владения польским языком, что можно будет работать в польском театре и киноиндустрии, зарабатывать и обеспечивать себя финансово так, чтобы не работать где-то еще не по профессии. Пока на горизонте не видно перемен в самой Беларуси, нужно развиваться здесь.
Фото: Marek Zimakiewicz
Ряды РТБД продолжают редеть: уходит очередной актер
Побывали на премьере спектакля «Орден белой мыши», где антиутопия Орлова переплелась с реальностью