«Женщины бунтовали из-за сигарет — выбили глазок в двери». Что известно о могилевской тюрьме, куда переводят Наталью Херше?
Об условиях в могилевской тюрьме и редких женщинах в ней рассказал бывший политзаключенный Евгений Васькович, который провел там три года.
«В условленное время мы связывались с соседями за стенкой, «малявы» передавали»
Евгений рассказывает, что в тюрьму его отправили за то, что отказывался от работы и уборок (сначала он отбывал наказание в могилевской исправительной колонии № 15). На «крытой» (так осужденные называют тюрьму) он сидел в 2012—2014 годах.
Когда человек попадает туда, его ставят на строгий режим. Разрешают только одну бандероль до двух килограммов и одно краткосрочное свидание в год.
«В отоварке можно купить гораздо меньше. В магазин сам не ходишь: тебе приносят в камеру листок с тем, что есть в наличии, пишешь, что тебе нужно, и через какое-то время приносят покупки. Могут через неделю или через две принести. Самое ходовое было — сигареты и чай», — делится парень.
В камерах — от 4 до 12 человек. В корпусе СИЗО были камеры на двоих, но их очень мало. На работу заключенных не водят, прогулка — час в день.
«В камере могут быть настольные игры. Мы играли в покер, «тысячу». В одно время появился человек, который татуировки набивал. Краску сами делали, рисунки на простынях наносили. Межкамерная связь хорошо была налажена. В условленное время мы связывались с соседями за стеной, «малявы» передавали.
Даже самогон в камере нормальный готовили. У нас был такой рецепт. Брали серый хлеб, который там выдают, и сахар. Из сахара делали сироп, промачивали в нем хлеб и в простыню заворачивали. Он определенного цвета должен был стать. Потом его закидывали в ведро, чтобы выстоялся, делали так, чтобы запаха не было в камере. И потом гнали самогон — ждали смену, в которую лучше.
«За пределами камеры передвигался в наручниках»
Там было четыре смены — один корпусной всегда плохой, один хороший и двое средних. Это такая психологическая вещь, ведь каждого человека по-разному можно сломать.
В СИЗО сидит много тех, кто первый раз попал. Они не знают ни своих прав, ни как можно обойти правила, ни как разговаривать с милиционерами, чтобы они к тебе не цеплялись. В тюрьме не так. Там живут не по режиму, а так, как удобно. На «крытой» при мне все спали днем».
Евгения поставили на профилактический учет как «склонного к нападению на администрацию и захвату заложников». Поэтому за пределами камеры он мог передвигаться только в наручниках. Такие же правила для склонных к побегу.
Остальным руки не затягивают. В тюрьме обычно все с профучетом: кто за азартные игры, кто за другое.
«Женщины сидели в следственном корпусе, потому что тюремный был полностью забит мужчинами»
В могилевской тюрьме в то время находилось несколько женщин. Они сидели в следственном корпусе, потому что тюремный был полностью забит мужчинами.
«При мне в тюремном корпусе сидела только одна женщина, в штрафном изоляторе, у нее кличка была Маришка. Кажется, она поссорилась с сокамерницей и, поскольку не хватало камер, ее туда перевели. Штрафной изолятор находился в подвалах, она была в дальней камере, чтобы никто из мужчин не мог с ней связаться.
Видел еще одну осужденную — ее звали Татьяна, какая-то авторитетная уголовница, в наколках. Я стоял в клетке на продоле (длинный коридор с камерами по бокам), а ее вели в душ мыться. Немного перекинулись словами. Ей было лет 35, но выглядела она гораздо старше.
Условия содержания не позволяют там шиковать. Поэтому женщины, чтобы были какие-то льготы, работали в отдельной камере — что-то вроде промзоны. Им давали мелкую работу, например, резинку, как на штанах, только широкую, нужно было отделять от ниток.
Один раз я слышал, как они бунтовали из-за сигарет — выбили кормушку в двери и глазок, хотя это очень непросто. Это было в камере, где они работали. На тот момент каждая из них сидела по одиночке: обычно женщины агрессивнее мужчин в таких условиях друг к другу относятся».
«Каждый месяц ездил в ШИЗО — это был приказ сверху»
Более 300 суток Евгений провел в изоляторе. Из вещей там разрешены были вафельное полотенце, резиновые тапки, носки, роба, щетка, паста, пластиковая кружка и мыло. Ни книг, ни сигарет нельзя. Но люди, которые сидели там, знали, как это незаметно пронести.
«С августа 2012-го я каждый месяц ездил в ШИЗО — это был приказ сверху, как мне намекнул отрядник. Для меня изолятор в каком-то смысле был облегчением в условиях, когда ежедневно находишься в камере с одними и теми же людьми и нет возможности побыть одному».
Бывший политзаключенный говорит, что для него сложным было неведение: чего ждать в исправительном учреждении? После того как становишься опытнее, любой режим содержания переносится легче.
Комментарии