«Литовцы всех бьют, а белорусы сидят цивилизованно в галстуках»
4 мая в Минске состоялась публичная дискуссия о том, является ли научной и политической проблемой противоположность в белорусском и литовском видении истории ВКЛ.
«Мы единое целое, называемое Великим Княжеством»
«Именно потому, что дискуссии ведутся вокруг этого единого целого, они такие страстные, — начал разговор историк Олег Дернович. — Что касается новейшего этапа этой дискуссии, то он имеет т.н. родовую травму. Стартовым пунктом стала публикация книги Миколы Ермаловича, который писал ее в подполье, она циркулировала в подполье в ограниченном кругу белорусской интеллигенции, и только во второй половине 80-х, когда это книжка смогла увидеть свет, она своим появлением нанесла травму литовскому академическому сообществу. И это при том, что многие базовые положения концепции Ермаловича не выдержали испытания временем и мало кто воспринимает ее как адекватную.
Вопрос, было завоевание или не было... Если рассматривать историю ранних государств, то без насилия, без завоеваний они не создавались. Что касается принятия концепции литовской стороной... Я приведу Вам название рецензии господина Гудавичюса, появившейся после выхода книжки Ермаловича: «Слон то слон, а был ли он?» Она свидетельствует о последовавшем выходу книги полемическом запале».
Таким образом, концепция Ермаловича хоть и не подтвердилась, но дала импульс спорам и дискуссиям, взбудоражила историческое сознание белорусов. Сегодня представилась возможность в более рассудительным тоне поговорить об этих проблемах совместного прошлого.
«Может, для белорусской стороны это и казалось дискуссией, но я бы сказал, что Ермаловича как серьезного историка в Литве не воспринимали, — отвечает доктор истории Рустис Камунтавичюс (Rūstis Kamuntavičius), — и рецензия эта довольно жесткая, рецензент серьезно вник в работу Ермаловича, не оставив камня на камне. Впоследствии некоторые так же реагировали на Ермаловича и других белорусских историков, пытавшихся что-то подобное сделать, но те работы чаще всего были неадекватны. Я не знаю, как другие, но я вот так воспринимаю реакцию литовских историков на белорусов, которые что-либо делают в тренде Ермаловича».
«Историография может влиять на сознание»
В июне 1992 г. в Гервятах состоялся круглый стол с целью уточнить некоторые вопросы общей истории Литвы и Беларуси. Это было вскоре после того, как белорусы обрели независимость (Литва провозгласила ее чуть раньше), и появилась ясность у обеих сторон: заканчивается колониальная история Беларуси, наша страна будет вырабатывать собственное субъектное видение истории, написанное не с позиции Москвы, не с позиции Варшавы , не с позиции Вильнюса, а с позиции Минска. Ученые посчитали нужным вступить в диалог, чтобы согласовать отдельные моменты в истории возникновения ВКЛ.
В качестве примера доктор исторических наук Алесь Кравцевич приводит цитату из прозвучавшего на встрече: «ВКЛ можно считать белорусско-литовским или, что равнозначно, литовско-белорусским государством, учитывая при этом вклад, который в политическое и культурное развитие ВКЛ длительное время вносил украинский народ».
«Вот такая научно и политически корректная формулировка, — продолжает Кравцевич, — которая на то время могла стать основой для выработки совместной исторической концепции. Но через два года к власти пришел Лукашенко, который, запретив учебники, начал ликвидацию национальной концепции истории. Относительно ВКЛ концепция такова: злые литовцы белорусов завоевали, хорошие русские — освободили.
И когда вышла моя монография о создании ВКЛ, то рецензент А.Дубонис на это мое упоминание о договоренности усмехнулся: мол, это все равно что директивы коммунистической партии. После изменения политической ситуации в стране наши литовские коллеги не видели нужды в диалогах и согласовании общих подходов относительно ВКЛ. Ситуация вернулась к статус-кво времен СССР.
Но прошло 20 лет, и оказалось, что независимая белорусская историография может оказывать влияние на массовое сознание, в первую очередь — на образованную часть белорусского общества. Поэтому, благодаря нашим усилиям, образованные белорусы убеждены, что ВКЛ является как белорусским, так и литовским государством. А те, что имеют наиболее радикальные убеждения, считают, что ВКЛ вообще исключительно белорусское государство. Я к таким не принадлежу».
«Литовцы бегают с палками, всех бьют»
В ходе дискуссии также возник вопрос о концепции, предложенной в одной из книг Алеся Кравцевич, о том, что создание ВКЛ началось с объединения белорусов и литовцев...
«Вот с одной стороны были белорусы, — вступает в дискуссию Рустис Камунтавичюс, — с культурой, городами и всем таким, а литовцы обладали милитаристской мощью, и вот мирно происходит их объединение. И в чьих интересах? У литовцев энергия, но культуры нет, они бегают с палками, всех бьют, но в голове у них, значит, ничего, а белорусы сидят цивилизованно в галстуках. И каждый народ видит в другом выгодного партнера.
Может, конечно, я здесь утрирую, но суть такова. Для литовцев это звучит смешно. Об этом, кстати, ни один литовский историк не писал. Как это может быть? Прибегает он с палкой и говорит, мол, возьму твою культуру, язык и будем дружить. Маловероятно, чтобы все происходило так мирно. Не могло обойтись без конфликтов, и они, безусловно, были. Поэтому период Средневековья и образования ВКЛ надо пересматривать и углубленно исследовать, чтобы не было подобного идеализма.
Конечно, было так, что наша элита ассимилировалась с белорусами с самого начала, и затем, в XVI веке началась ассимиляция элиты под влиянием польской культуры — мы теряли элиту, это самый большой минус. Признавать это — дискомфортно».
В ответ Олег Кравцевич напомнил факты: к середине XIII века, когда происходило образование государства, у литовцев не было собственных городов, не было христианской религии, каменного зодчества, они не знали письменности.
Историческая практика показывает, что в условиях формирования государства не сочиняется нечто новое — заимствуется то, что есть рядом. Это как варвары завоевали провинцию Римской империи и переняли даже язык, римское право и т.д. Это как московиты переняли ордынскую ментальность, и даже слово «деньги» происходит от названия ордынской монеты «дэньга». Это нормально, и поэтому вполне естественно, что когда государство формировалось, эти два компонента соединялись. Действительно, литовские союзы племен к концу XII века представляли собой военную демократию, и главным занятием мужчин была война. Этакая пассионарность.
«Именно ВКЛ стало опорой для выдвижения претензии»
«Я целенаправленно пытался отыскать в источниках хотя бы один факт нападения литовцев на Гродно, Новогрудок, Волковыск, Слоним, — продолжает Кравцевич. — И не нашел. Единственное упоминание есть в «Слове о полку Игореве», которое не является историческим источником [«Слово о полку Игореве» — это, скорее всего, фальсификация XVIII в. — НН]. Всё это и способствовало возникновению моей концепции образования ВКЛ».
Противоположность существуют, и за 20 лет она усилилась, полагает Кравцевич. «Но очень радует то, что, учитывая реалии белорусского общества, его настроение, наши литовские коллеги вступают в диалог. И считаю, что настолько близким соседям, как исторически, так и географически, не остается другого выхода, кроме как садиться и договариваться о совместном видении нашей совместной истории».
Почему противоречие возникло? «Это связано с развитием национальных движений — литовского и белорусского. Дело в том, что новые националисты стремились к современному государству, призванному реализовать интересы нации. Плацдарм литовского национального движения был в Малой Литве, украинского — в Галиции, а белорусы тогда поотстали. Так получилось, что именно ВКЛ стало опорой для выдвижения претензии на современное государство. Все народы Центральной и Восточной Европы, когда они строили новые государства, искали возможность опереться на ту или иную традицию в государствах средневековья.
Чехи — когда перестали быть богемцами, а стали чехами — оглянулись на славное прошлое Чешского королевства. Поляки — на свое королевство. У хорватов было свое автономное королевство в составе Венгрии. Литовцы сумели опереться на традицию ВКЛ по причинам политическим, и в межвоенный период литовская историография развивалась в независимом государстве при полной поддержке всего государственного аппарата. Беларусь, как и Украина, не сумела защитить свою государственность, поэтому обе они не могли создать национальных субъектных концепций истории.
Ответ на вопрос, чьим государством этнически было ВКЛ: белорусским ли, литовским ли, — вот основная проблема, которая нас разъединяет.
Я предлагал следующие тезы. ВКЛ не было этническим государством. В Средневековье государства не строились по этническому принципу. Руководители ВКЛ, паны-рада, те люди, что принимали решения, не стремились служить ни современному литовскому народу, ни современному белорусскому».
Возникает вопрос: а как объективно 500 лет существования ВКЛ повлияли на современные народы? «Дело в том, что и те, и те пришли в новейшее время в качестве так называемых крестьянских народов. Социальная элита была либо полонизирована (потомки сражались в войсках Пилсудского), либо русифицирована. И новая нация строилась на крестьянской основе традиционной культуры».
«К началу XIX века этническая граница от Немана сдвинулась к современному Вильнюсу, — напоминает доктор Кравцевич. — И напрашивается такой вывод, что, объективно, существование ВКЛ оказалось благоприятным в большей степени для нынешнего белорусского народа», — говорит Кравцевич. Другое дело — как белорусы воспользовались этим благом в ХХ в.
«В этом отношении я восхищаюсь нашими северными соседями, — признает Кравцевич. — В столь тяжких условиях векового ассимиляционного давления и со стороны славян, и со стороны немцев они сохранили основы культуры, построили современное государство».
«Летчиков или Витовта?»
«Необычным итогом всех этих разговоров и споров стало то, что мы, литовцы, видим ежедневно — изображения на денежных купюрах, — замечает Рустис Камунтавичюс. — Вот, польские, к примеру, деньги: сто злотых — Ягайло, двести — Жигимонт (Сигизмунд) Старый. А на литах: летчики, которые летели из Америки в Литву и разбились в Германии, не долетели — 10 литов, на купюре в один лит была старушка-писательница. И когда спрашивают у студентов «Кого вы хотите больше видеть на литах — летчиков или Витовта Великого? Старушку или Ольгерда?», тогда, конечно, студенты начинают задумываться.
Раньше на литах и Ольгерд был, и Витовт — все с князьями было в порядке, а теперь у нас этого нет. И насколько я понимаю, князья исчезли с банкнот и появились деятели современного периода именно из-за этих вот дискуссий. Другого варианта я не вижу, ибо какой настоящий литовец решится отказаться от Витовта и Гедимина в пользу бабушек и летчиков?
В 1990—1994 годах шли очень интенсивные дискуссии между белорусами и литовцами, потом уже получалась игра в одни ворота, и если бы мы рисовали литы после 1995 года, там было бы что-то подобное на польские деньги. Конечно, это только мое предположение, но думаю, оно близко к истине».
«Воевать не будем»
Доктор истории Дангирас Мачюлис признается, что, готовясь к дискуссии, он поинтересовался, как Литва и Беларусь официально представляют свое историческое прошлое. Пошел он самым простым путем: сравнил, как излагается исторический нарратив на официальных порталах. И оказалось, что на обоих порталах указано, что и один, и другой народ являются носителями всех этих традиций ВКЛ.
Если посмотреть на Конституции, то в преамбулах заметен один интересный нюанс — попытка опереться на традиции ВКЛ. То есть, официально оба государства признают, что имеют право на так называемое символическое наследие ВКЛ. Но у Литвы в большей степени выражено символическое устремление представлять себя государством, обладающим правами на это наследие.
Во-первых, в Литве существуют награды: Орден Витовта, Орден Погони, Орден Гедимина. Во-вторых, кроме Дня Независимости и Дня восстановления независимости (18 февраля и 11 марта) у литовцев есть праздник 6 июля, когда отмечается День коронации Миндовга.
Но, несмотря на все это, в стране-соседке иногда можно заметить некоторое беспокойство относительно принадлежности литовской столицы тому или иному государству. Насчет этого Рустис Камунтавичюс замечает, что Вильнюс всегда был многонациональным городом и что литовцы в ХХ веке по этому поводу сильно переживали».
После Второй мировой, — говорит профессор, — там осталось много поляков и белорусов, к тому же, еще русские приехали... И поэтому даже сегодня литовцы остаются весьма деликатными относительно вопроса, кому Вильнюс должен принадлежать. Разумеется, никто всерьез не думает, что кто-то там будет воевать, но эмоциональная уязвимость осталась».
Комментарии