Как тюрьма меняет людей и что ждет политзаключенных? Интервью с психологом
В Беларуси более 800 человек, находящихся за решеткой, признаны правозащитниками политзаключенными. Общее же количество находящихся за решеткой фигурантов политически мотивированных дел, по некоторым оценкам, может достигать нескольких тысяч. Что происходит с психикой политзаключенных? Как им помочь? Спросили об этом у психолога и гештальт-терапевта Натальи Скибской, которая работает с вышедшими на свободу бывшими заключенными.
Как меняется психика политзаключенного?
«Сложно рассуждать о переменах в состоянии политзаключенных, потому что сейчас об этом нет никакой статистики, ее можно будет собрать лишь позже. Но можно говорить о каких-то общих психологических последствиях пребывания в белорусских тюрьмах.
К сожалению, такие люди очень редко обращаются за психологической помощью, но, наверное, все зависит от интеллекта и среды человека.
Понятно, что тем людям, которые отбывали длительный срок, нужна длительная психотерапия для возвращения в общество и к обычной жизни.
Даже бизнесмены и образованные люди, которые долго «сидели», демонстрируют в обычной жизни привычки, взятые из «зоны».
Например, они приносят оттуда характерное отношение к людям, принципы иерархии, подавления. Для них важно завершить «тюремную» часть жизни, отпустить ее и жить дальше, и в этом им поможет длительная терапия.
Сначала бывшим заключенным предстоит поработать над своей реакцией, отрефлексировать то, через что они прошли, а потом уже можно будет заново отстраивать свою личность».
Что происходит с человеком за решеткой?
«Прежде всего, он утрачивает субъектность, то есть возможность управлять своей жизнью. Ты живешь по установленному кем-то другим распорядку и иногда не можешь даже лечь или сесть, когда тебе этого хочется.
Вспомните Степана Латыпова и то, как он воткнул себе в горло ручку. Думаю, для него это была попытка вернуть свою субъектность — мол, я не могу делать что хочу, находиться где хочу, есть что хочу, поэтому я хотя бы решу, жить мне или нет.
И не удивительно, что люди идут на самоубийства или глотают в тюрьмах те или иные предметы. Человек хочет хоть частично быть автором своей жизни, поэтому он решает хоть так распорядиться своим телом.
Заключенные постоянно находятся в окружении других людей и сильно страдают из-за невозможности уединиться. Одним это нужно больше, другим — меньше, но побыть наедине с собой — нормальная потребность человека.
У заключенных нет такой возможности, даже во время гигиенических процедур вокруг них есть люди, и все это сильно нарушает личные границы. Есть только койка и тумбочка, и в любой момент кто-то может вторгнуться на эту территорию.
Когда в прошлом году у нас снова начали появляться политзаключенные, я писала в социальных сетях о том, насколько эти люди лишены новых впечатлений. Предлагала присылать им цветные открытки, выбирать их с разными фактурами.
В заключении мало цвета: даже если заключенному передадут спортивный костюм не того цвета, который разрешен, этот костюм не примут, причем разрешенные цвета обычно темные.
Что касается СИЗО, я слышала истории о том, как люди там радовались, например, когда находили во время прогулки пробившийся сквозь асфальт маленький росток. Для них это было первое живое, что они видели за много дней. Людям важно наблюдать за природой, видеть, как меняются поры года, а в СИЗО они лишены этого.
Чтобы наша нервная система нормально работала, нам нужны разные стимулы, а не одно и тоже. Если их нет, человек впадает в депрессивное состояние, он теряет ощущение динамики времени, энергию и веру в лучшее, чувствует подавленность. Размываются границы реальности, и человек постепенно движется к пределу психической нормы».
Как происходит адаптация за решеткой?
«Если человек уже осужден, он проходит через стадии принятия неизбежного: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие.
Заключенный должен принять то, что с ним произошло, осознать это и научиться жить в новых условиях. Не стоит сильно сопротивляться среде, иначе она просто уничтожит человека: он попадет в ШИЗО, ему не будут оказывать медпомощь и так далее.
Адаптация к среде может занять разное время, и каждый человек проходит стадии принятия со своей скоростью. Можно все стадии пройти за год, а можно, например, год находиться в стадии гнева. Но чем быстрее человек пройдет все стадии, тем лучше для него, ведь любое замедление может вызвать проблемы со здоровьем. Более того, чем больше человек сопротивляется, тем больше его потом накрывает.
Если мы говорим о политзаключенных, то и они, и их родные испытывают сильное чувство досады. Эти люди знают, что сидят незаслуженно, и страдают от ощущения того, насколько несправедлив мир.
Поэтому им очень нужна социальная поддержка, без нее можно оказаться в депрессии или, наоборот, оказаться с состоянии чрезмерной агрессии. Но куда направить эту агрессию, если никакие жалобы не исправят положения? Тогда человек разворачивает ее на себя и начинает болеть, поэтому не удивительно, что у родственников осужденных ухудшается здоровье. Если же лишают передач, свиданий, писем, всё это лишь подкрепляет ощущение несправедливости, и это вызывает очень много злости.
Хочу сказать о помиловании. Как человек, участвовавший в протесте, я сильно возмущаюсь инициативой [Юрия Воскресенского] о помиловании.
Но, как психолог, я понимаю: тюрьма — это тот опыт, который никому не нужен, и нужно сделать всё, чтобы там не быть, так как такой опыт однозначно вредит психике. Поэтому я одобряю случаи, когда люди уезжают из страны после выхода на свободу на любых основаниях.
Сейчас мы воспринимаем тех, кто отказывается от помилования как героев. Но какова цена этого героизма? Заключение — однозначное зло, это тот опыт, который никому не нужен».
Об условиях в местах лишения свободы
«Конечно, нужно делать все, чтобы человек имел возможность сохранить свое физическое и психическое здоровье, поэтому условия заключения должны быть адекватными.
Наши исправительные учреждения на самом деле никого не исправляют, скорее, это система мести и наказания человека. Вряд ли такая система способна изменить человека в лучшую сторону — наиболее вероятно, он станет только более асоциальным.
С точки зрения гуманизма тюрьма должна быть вполне комфортной. Заключенный должны видеть предметы разных цветов, он должен иметь возможность выбирать, что посмотреть, послушать и съесть, нужно дать ему возможность заниматься физическими упражнениями по собственному выбору.
Важно действительно исправлять людей — давать им возможность работать с психологом, разбираться в их историях, в том, что вызвало их поступки. В колонии должен быть психолог, нужно, чтобы он помогал минимизировать стресс и легче проходить адаптацию к новым условиям.
А еще надо сокращать сроки, быстрее социализировать людей, помогать им осознать, какие поступки они совершили и почему такие поступки неприемлемы для общества.
Но наше общество, к сожалению, пока что никуда не уйдет от мести преступникам, оно так устроено, в нем много места отведено насилию. К сожалению, нужно как минимум несколько поколений, чтобы изменить эту систему. И начинать надо не с тюрем, а с того, чтобы родители перестали кричать на детей, чтобы воспитатели в детсадах и учителя в школах стали себя вести по-другому».
Как переписываться с заключенными?
«Письма извне помогают заключенным оставаться людьми, чувствовать поддержку, связь с обществом, собственную ценность и потребность для других. А это именно то, что быстро там утрачивается.
Помимо интегрированности в общество, те, кто долгое время находится за решеткой, также теряют внутреннее единство личности. Части их личности начинают все больше конфликтовать между собой, что ведет к расщеплению психики и в результате к расщепленному восприятию мира.
Здесь можно вспомнить женщин, вступающих в отношения с бывшими зэками. Женщин привлекает, что узник относится к ним очень нежно, ласково.
Но его личность просто расщепляется на две субличности: одна из них — очень позитивная и романтичная, а другая — негативная и агрессивная. Это одно из тяжелых последствий заключения. Не найти более нежных писем, чем пишут зэки и бывшие зэки.
Сейчас люди иногда хвалятся тем, какие красивые или оптимистичные письма им приходят от политзаключенных — это как раз пример такой ситуации.
Если ходишь с человеком на свидания, то можешь наблюдать за его поведением, за его эмоциями. Даже телефонная связь — это уже неполноценные отношения, ведь люди не видят жесты и мимику друг друга, в переписке же теряется еще больше.
Письма — это отношения не с реальным человеком, а с его образом, с фантазией на тему человека. Более того, в письмах люди стараются показать себя лучше, чем есть на самом деле, и некоторых женщин может привлекать такой образ.
Писать письма нужно, но осознавая, почему мы это делаем: например, чтобы поддержать человека или чтобы почувствовать себя лучше, делая что-то полезное».
Что можно сказать белорусскому политзаключенному?
«Наверное, сказала ему бы вот что: хочу видеть вас на свободе. Думаю, это самое главное. Не понимаю, зачем говорить им «держись». Как, за что и почему они должны держаться?
Иногда говорят, мол, человек не отсидит свой срок, но ведь мы не можем этого ни знать, ни гарантировать. Мы не можем гарантировать, что завтра эти люди выйдут. Чем больше человек надеется, тем сильнее он разочаруется, после того как надежда не сбудется, и тем глубже будет у него депрессия.
Еще важно, что именно я лично хочу видеть этих людей на свободе, иными словами, надо отвечать только за себя. Я жду этих людей и хочу их видеть на свободе, для меня это важно. И заключенные должны ощущать эту поддержку в реальных действиях, хотя бы в количестве получаемой корреспонденции».
Комментарии