«Надо отказываться от того, что 2,5 года не работает». Представитель Кабинета по социальным вопросам Ольга Горбунова рассказала, чем займется на этой должности
Бывшая политзаключенная и руководитель общественного объединения «Радислава» Ольга Горбунова рассказала «Нашай Ніве», как видит решение вопроса по политзаключенным. Недавно она стала представительницей по социальным вопросам Объединенного переходного кабинета.
«Наша Ніва»: Вы сначала отказались от этой должности. «Где я и где политика», — говорили вы. Что изменилось?
Ольга Горбунова: Когда случился 2020 год, было много событий, инициатив, которые я не всегда разделяла. Например, 12 августа появился чат, где женщины придумали выходить в белом. Увидела себя в нем и поняла, что я не ношу платья, всегда носила черную байку, джинсы. Не понимала, как можно стоять с цветами, когда происходит насилие. Но тогда не могла ничего придумать сама, поэтому поддерживала любые акции, которые устраивали другие белоруски и белорусы.
С Кабинетом у меня также произошло подобное. Сначала отказала, была в тяжелом моральном состоянии, когда оказалась в Литве одна с дочерью. Тогда мне было очень больно, что я не смогла остаться в Беларуси.
Потом я вспомнила свой опыт 2020-го: предлагаешь что-то сама и делаешь или подключаешься к тому, что уже создано. Я увидела для себя Кабинет как возможность делать что-то уже на другом уровне.
Вообще никогда не стремилась в политику, вообще не знаю, кто такие политики. Отношение к ним, по правде говоря, у меня всегда было специфическое.
Корни моей гражданственности из белорусского анархистского движения. С большой критикой относилась ко всем политическим движениям, партиям. Наверное, на фоне юношеского максимализма, частично сохранившегося во мне до сих пор.
Но потом я пересмотрела для себя слово «политика». Пропаганда работала так, что мне казалось, что политика — это грязное дело, бессмысленное. Думала, что политики никогда не ставят во главе интересы людей. Показалось, что мой голос заслуживает быть услышанным, поэтому изменила решение.
«НН»: Как вы уезжали из Беларуси?
ОГ: Та ночь, когда я нелегально пересекала границу Беларуси, мне показалась более тяжелой, болезненной, страшной, чем день моего задержания.
Когда я сидела в СИЗО, не знала, что меня ждет дальше, но было понимание, что я на своей земле. Знала, что за забором стоит мать, которая приносит передачи, дочь где-то рядом.
Когда нелегально пересекла границу, поняла, что потеряла эту последнюю опору.
О той ночи рассказываю аккуратно, потому что люди до сих пор покидают страну нелегально, чем меньше будет информации, как мы это делаем, тем лучше. Эта возможность должна оставаться у людей.
«НН»: Как сейчас себя чувствуете?
ОГ: У меня нет в планах адаптации, отменяю ее для себя. Не хочу искать здесь работу, учить язык, планировать свою жизнь надолго. Выбрала Вильнюс, потому что он в 34 километрах от границы с Беларусью. Это максимальное расстояние для меня. Если уезжаю дальше, то между мной и Беларусью натягивается пружина.
Мне сейчас легче, уже прошло четыре месяца. Энергия появилась. Все знакомые смеются, что я не рассматриваю какое-то длительное планирование своей жизни. Я понимаю, что могу здесь остаться надолго, но внутренне я не буду пускать корни.
Посадила у себя под окнами в Вильнюсе сосну, решила, что пусть дерево растет, пускает корни. Но не я.
«НН»: Чем вы собираетесь заниматься на этой должности?
ОГ: Мы в Кабинете обсудили, что в фокусе нашего представительства будет человек. В приоритете — политзаключенные, их родственники, репрессированные, люди, которые находятся внутри страны. Также белорусы и белоруски, которые вынуждены были покинуть страну и сейчас сталкиваются с социальными проблемами.
Я знаю, как часто людям в стрессе непонятно, куда обращаться за помощью. Понимаю, как усилить инклюзию, включить уязвимые группы, так как не всегда сервисы доступны для людей. Важно учитывать этот индивидуальный подход.
Помимо создания общих площадок помощи, запланирована работа на перспективу — стратегическая, связанная с законодательством. Мы все эти годы слышали, что Беларусь — социально-ориентированное государство, были свидетелями того, как это записано в законах, но не работает на практике.
У меня есть своя экспертиза по защите прав женщин, работе с уязвимыми группами. Но есть другие эксперты, которые много лет работали в Беларуси с этими проблемами. Мы будем объединять эту экспертизу, проводить аудит нынешнего белорусского законодательства, чтобы понять, что работало достаточно эффективно, а от чего стоит отказаться в новой Беларуси. Например, антидискриминационный закон, который долгое время лоббировали правозащитники во главе с Олегом Гулаком.
Еще одно направление — реабилитация людей, вышедших из мест заключения. Сейчас мы не можем обеспечить им правовую реабилитацию, финансовую компенсацию, социально-медицинскую помощь, но на будущее нужно создать эти механизмы, которые всех нас на законодательном уровне реабилитируют.
Понятно, что представительство — это не одна персона в лице Горбуновой. Нужна команда. Буду заниматься ее формированием, чтобы специалисты начинали заниматься по определенным направлениям. Надеюсь, что в социальных вопросах удастся найти союзников.
Часто социальное отодвигают на задний план. Говорят, что пока режим не рухнет, война не закончится, это все невозможно. Я понимаю, что хочется думать, что есть приоритет освобождения Беларуси, но моя задача будет напоминать, что каждый человек важен. Жизнь проходит здесь и сейчас. Я сама жду человека из будущего, который прилетит и скажет, как надо поступить здесь и сейчас наверняка. Чуда все еще нет. И мне кажется, что не надо забывать друг о друге, солидарность-наше оружие.
«НН»: Как считаете вы, нужно ли торговаться с режимом по вопросу политзаключенных?
ОГ: Думаю, что в принятии таких решений должно выступить все общество, особенно политзаключенные, их семьи. Не будет одного конкретного человека, который примет решение за всех.
У меня нет понимания, как правильно завершаются войны, диктаторские режимы, как правильно договариваться с режимом об освобождении политзаключенных. Но я знаю, что это болит у многих белорусов. И тогда я вижу своей задачей объединить эти мнения и выработать общую стратегию.
Все ждут от меня ответа на вопрос, нужно ли торговать с режимом политзаключенными. Я не знаю. Вижу много примеров, как другие страны торгуют, все чаще слышу мнение, что любая война заканчивается дипломатическими переговорами. Чувствую, что моя позиция меняется благодаря моему опыту в СИЗО.
Когда я сидела, ожидала, что меня и моих сокамерниц кто-то спасет. Говорили об этом каждый день. Думали, пусть им что-нибудь предложат.
У Марфы Рабковой крошатся зубы, Мария Колесникова едва не погибла. В Гомельской колонии погибла женщина из-за несвоевременной медицинской помощи. Люди медленно гибнут. За моей внутренней убежденностью, что надо стоять до конца, вижу покалеченные судьбы.
Мне и огромному количеству белорусов больно, что наши соотечественники, близкие прямо сейчас умирают, а мы как будто ничего не делаем. Я отказываюсь принимать.
Хочу создать такую ситуацию, когда любая идея будет услышана, даже если она будет от представителя режима. Верю, что человек — самая большая ценность для любого государства, политика. Мы должны делать все возможное и невозможное для спасения человека.
Впервые на сайт Светланы Тихановской я зашла, когда была уже в Литве. Пока я два года была в Беларуси, конечно, была подписана на телеграм-каналы, но была погружена в происходящее в стране.
Я жила в ситуации, когда на первый план выходили совсем другие вещи. Шла по улицам города, заглядывала в глаза минчан и минчанок и видела, что на одной волне, свои.
Понимала, что демократические силы живут и работают не в Беларуси, но не обесценивала их работу. Понимаю, насколько важную работу они делают на международном уровне, чтобы никто не забыл, в каком ужасе люди живут в Беларуси.
Мы мало на что можем повлиять, но нам важно сохранить связь друг с другом.
Нам нужно отказываться от того, что не работает эти два с половиной года. Признаться в том, в чем были неправы, придумать что-то другое, договариваться. Если войны заканчиваются дипломатическими переговорами, то нам следует сделать вывод из этого.
«НН»: Будете ли рассматривать вопрос о помощи ветеранам войны, вернувшимся из Украины?
ОГ: Да, это важно. Люди возвращаются оттуда в тяжелом психологическом состоянии. И это тоже мы не можем перенести на потом, потому что прямо сейчас им нужна помощь и поддержка. Поэтому, безусловно, это тоже будет в фокусе моей работы.
«НН»: Вы сказали, что теперь подумаете о команде. Кто вам нужен в нее?
ОГ: Пока у меня не очень устойчивое представление о том, как будет выглядеть команда и сколько человек потребуется. Но я точно знаю, что в ней должны быть собраны люди с большим опытом работы с различными социальными проблемами. Буду стараться, чтобы туда вошли представители уязвимых групп. Планирую в скором времени объявить открытый набор идей, чтобы люди предлагали себя или кого-то в качестве кандидатуры.
Переговоры, которые я сейчас веду, это темы, связанные с политзаключенными, гендерным равенством. Если мы заявляем себя как демократические силы, то должны понимать, что «демократия» — это не пустое слово, она требует определенных позиций, принципов работы.
Безусловно, гендерное равенство — один из важнейших принципов, как и права человека, антидискриминация. Думаю, что именно такие специалисты будут привлечены, и они помогут смотреть шире на решение социальных вопросов и в целом на проблемы. Тогда у нас не получится, как в стране все эти годы, — личное мнение одного человека важнее, чем закон.
Комментарии
Планов пока нет.
Торговаться ли за политзаключенных - не знаю.
Какая команды будет- не знаю.
Будем привлекать специалистов по гендерному равенству.
Короче, ясно-понятно. Тихановскую критиковали что фокуса на политзаключенных и их родных - ноль. Ну вот, отмазка есть. Результат будет тот же, но чуть что - смотрите, вот у нас есть «гендерноравная» женщина (простите, «членка кабинета»), мы все делаем.
Но сейчас не про это. У меня вопрос к Светлане следующий. Ты проводишь якобы десятки деловых встреч с президентами, начиная с Байдена, премьерами и прочими сильными мира сего. Ты заявляешь что в центре этих встреч политзаключенные. Теперь вопрос. Если с политзаключенными ничего не может сделать Байден и весь ЕС с НАТО, то что тогда можешь сделать ты? Либо ты нам лукавишь и это тупо смотрины детей лейтенанта Шмидта, чтобы фонды выделяли больше денег?
PS называйте меня уже гебней, да.