Тарас Шевченко наибольшим своим достижением считал то, что за десять лет солдатчины ни на каплю не изменился
«В день рождения Тараса Шевченко хочу поделиться Андреевыми рефлексиями над его дневниками за 1857-58 годы, когда классик ждал освобождения из 10-летней ссылки в солдаты», — пишет жена нашенивца Андрея Скурко Полина в инстаграме.
Шевченко очень милый и живой в дневнике. Много пишет серьезного — и про общественные веяния (шла отмена крепостничества), и про глупую деспотичную гарнизонную атмосферу, и про личное. Наибольшим достижением своим считал то, что за десять лет ни на каплю не изменился — не стал «бравым солдатом», «не выучил ни одного ружейного приема», сохранил «христианское незлобие» и «чисто-детский взгляд на мир». Напоминает Григория Сковороду: «мир ловил меня, но не поймал».
Одновременно без ханжества описывает радости жизни, к которым был склонен. В начале это в основном сон. Ожидая письма с приказом об освобождении из солдат, Шевченко много времени проводил, чтобы не бывать в казарме, на гарнизонном огороде. Его смотрела жена коменданта их крепости. Там же Шевченко частенько и ночевал (или дремал днем). И, бывало, его самым вопиющим образом будили комары или мухи, или «прыгнув на лицо, холодная лягушка», или цыплята (один «чубатый нахал» даже клюнул в нос).
Без залихватства, даже немного как бы смутившись пишет он о своем участии в попойках с последующими визитами в нижегородский публичный дом («храм Приапа») мадам Гильде — или на именины каких-нибудь актрис местного театра — часто с тем самым финалом:
«Рисовал портрет Дороховой, после удачного сеанса по дороге зашел к Шрейдерсу, встретил у него милейшего Лапу. Выпил с хорошими людьми рюмку водки, остался обедать с хорошими людьми и с хорошими людьми за обедом чуть-чуть не нализался… Шрейдерс оставлял меня у себя отдохнуть после обеда, но я отказался и пошел к мадам Гильде, где и положил якорь на ночь».
Комментарии
як глыбока... да слез