Алесь Пушкин: каким на самом деле был этот непокоренный художник, что им двигало и почему он вернулся в Беларусь на страдания
11 июля 2023 года из-за неоказания медицинской помощи в тюрьме умер художник и политзаключенный Алесь Пушкин. Один из самых известных деятелей национального движения стал еще и одной из самых известных жертв режима Лукашенко.
Журналисты знали его как гостеприимного хозяина, а в СМИ закрепился образ Алеся Пушкина как непокоренного художника — того самого, который вывалил навоз у резиденции Лукашенко.
Но каким человеком он был? Что им двигало? Насколько искренним он был в своих действиях? И действительно ли Алесь Пушкин был настолько наивным, что вернулся в Беларусь, надеясь, что угроза тюремного заключения его минует? Об этом рассказывает «Салідарнасць».
Лилия Павлова, одноклассница Алеся Пушкина, художница: «Саша пришел к нам в Республиканскую школу-интернат имени Ахремчика или в конце 5-го класса или в 6-м. Это был конец 1970-х. Комиссия ездила по районам и заметила талант Алеся. Долговязый, неуклюжий, короткостриженный, разговаривал на белорусском языке. Как парень из деревни он хорошо и не знал русский — но вроде как и учить не собирался».
Валентина Якимович, подруга Алеся Пушкина: «Отец Алеся был репрессирован в послевоенные времена, а сына решил отдать на учебу в Минск, так как видел как без тяжелой работы неплохо живет художоформитель в их районе».
Лилия Павлова: «Учились и жили мы все вместе в одном корпусе. Подъем в 7 утра, нас сразу выгоняли на улицу на зарядку – и в снег, и в дождь. Затем почти целый день учеба: сначала по школьным предметам, после — по рисованию. Мольберты, краски — все было, только рисуй. Саша был спокойный, рассудительный, медленный. Тихо сидел в своих думах и размышлял, опустив глаза. Очень много читал.
Сначала Саша ничем в творчестве не выделялся, насколько я помню, проявил он себя только в 11-м классе. Думаю, на него очень сильное впечатление произвели дневники Сальвадора Дали — видимо, он многое у него взял, в том числе эпатажность.
Помню, как Саша заявил однажды: ну раз у меня такая громкая фамилия, то и соответствовать надо — не могу я плохо рисовать. Смог поступить в Театрально-художественный институт, откуда призвали в армию. В дальнейшем творчестве Алесь проявил себя очень разносторонним художником».
Ярослав Романчук, экономист, служил с Алесем Пушкиным в учебке в Камышине (Волгоградская область): «Представляете, на улице 1984 год, а он разговаривает по-белорусски. Наш взвод состоял из студентов белорусских вузов, но даже для многих из них это было чудачеством. Еще нас поражали спокойствие и рассудительность Алеся. При конфликтах с представителями других национальностей (обычное дело для советской армии) он выступал миротворцем.
В отличие от Алеся, меня в Афганистан не отправили. Посчитали неблагонадежным: сказали, что раз я по национальности поляк то «враг советского народа» (на слуху было движение «Солидарность»), в шутку даже обещали отправить «к своим» в Сибирь.
За что Алеся в Афганистане могли отправлять на гауптвахту (Пушкин служил механиком в вертолетном полку и, по его словам, суммарно набрал 28 суток гауптвахты, 10 из них — за дневник на белорусском языке — С)? Либо сказал правду, либо не хотел унижаться. Он был против несправедливости и в учебке легко мог спокойным голосом сказать офицеру, что тот не прав».
Валентина Якимович: «После службы Алеся вызвали в военкомат: вот вам медаль, вот вам льготы — можете претендовать на получение квартиры вне очереди и можете ездить поездами бесплатно по всему Советскому Союзу. Алесь швырнул военный билет, от всего отказался, развернулся и ушел. Понимал, что это была ужасная ошибка — война против чужого народа».
На базе четвертого курса я создал первую группу БНФ. На это же время приходится и первая «отсидка». Арестовали меня за листовки, которые клеил на фасаде нашего института перед «Дедами» 1988 года. 15 суток. Сколько их будет потом, я даже и не считал. Алесь Пушкин, 2013 год
Валерия Черноморцева, подруга Алеся Пушкина, экскурсовод, создательница виртуального музея советских репрессий в Беларуси, бывшая политзаключенная: «Алесь рассказывал, что впервые узнал о Белорусской Народной Республике в конце 1988 года. Он нашел соответствующие книги, поехал к отцу, залез на печь и изучил историю БНР. На День Воли-1989 он устроил свой первый перформанс».
Валентина Якимович: «Он первый так громко отметил День Воли. Его все отговаривали – и толоковцы, и другие: еще считают, что бело-красно-белый флаг — фашистский, подожди, пока мы объясним. Да и страшно было, это же 1989 год, СССР!»
За перформанс Алеся посадили на 5 суток, затем приговорили к двум годам заключения условно, хотели выгнать из института. Но он был лучшим студентом, получал стипендию в 90 рублей (у остальных было 30). У него, деревенского парня, даже английский язык был хороший.
Как-то после перформанса Алесь с парнем с младшего курса пошел в кафе. Сели, пьют чай. Тут заходят три мордатых дядьки в шкурках: «Дай закурить». Алесь ответил, что не курит. «Пойдем выйдем». Алесь рассказывал, что сразу понял — будут бить. Но вышел, чтобы не подставлять младшего знакомого и не быть обвиненным в дебоше в кафе.
На улице его сбили с ног, дубасили сапогами. Как уходили, сорвали с груди серебряный крестик. А письма с угрозами были обычным делом».
Лилия Павлова: «Когда Саша окончил институт, то попросил распределить его в Витебск, город Шагала и Малевича. А мы с мужем как раз жили в Витебске. Саша пришел к нам в гости и ему очень понравилась старая черная шляпа свекра. Саша как надел ее, то потом еще долго не снимал — чуть ли не весь свой витебский период — пока не сменил ее на другую, коричневую шляпу».
Валентина Якимович: «По приезду в Витебск зашел к куратору сферы культуры. «Ой, Саша Пушкин», – и протягивает ему руку. Алесь: «А я вам руки не подам». «Почему?» «Потому что вы Сталина и Ленина рисовали». «Саша, ну такое время было». «А я ни в какое время их не рисовал бы». И ему не было работы, и негде было жить. Нашел только подвальное помещение. Зато там было тепло и окно начиналось от асфальта».
Лилия Павлова: «Театр Якуба Коласа, на сцене выступал секретарь по идеологии обкома партии. Шура бросил в него картофелиной и закричал: «Не надо говорить одно, а делать другое». Но все как-то быстро привыкали к эпатажности Саши, вроде бы соглашались с тем, что он может говорить все, что пожелает. Его жизнь в Витебске была очень яркой, видно в том числе и потому, что и время было интересным — вокруг был воздух свободы».
Светлана Бень, лидерка группы «Серебряная свадьба», актриса: «Алесь всегда говорил что думает, в независимости от того, кто перед ним стоит. Но у него это все равно выходило как-то по-хорошему, не агрессивно. Вместе с собой Алесь Пушкин привез в провинциальный Витебск дыхание европейскости и необычности. Внутри Алеся (мы называли его «Пуша») было удивительное сочетание земного и небесного, крестьянского мировоззрения и утонченности, богемности.
Я на тот момент была еще школьницей, Алесь очень поддержал меня после первого выступления на сцене — без этого я, может, бы и не вышла выступать на второй день фестиваля. С тех пор мы подружились.
Алесь был для меня старшим товарищем, от которого я получила свои первые знания по истории и культуре Беларуси. Он был человеком-праздником, который зажигал все вокруг. Он как полководец объединял людей и вел их вперед, был постоянно одержим реализацией той или иной идеи. Большим событием в моей жизни на тот момент стало участие в его перформансе на День Воли 1991 года: Алесь двигался с великолепным шествием и оркестром как будто Христос, а мы с подругой вели ослика, на котором он сидел.
Мы много времени проводили в его мастерской в подвальном помещении, где он работал и жил. Когда выделили помещение под его частную галерею в 1993 году, мы с друзьями как волонтеры участвовали в подготовке ее к открытию».
Валентина Якимович: «У него все было ради искусства и ради Беларуси, которую он безгранично любил и которую хотел видеть свободной и белорусской. Жил где попало, голодал. Как-то захожу к нему, он говорит: «Хочу тебя угостить». А на столе четыре картофелины. «Две тебе, две мне», — говорит парень под два метра ростом».
Лилия Павлова: «Мне кажется, что Шура никогда не был взрослым. Самое страшное для него было бы то, что о нем забудут. Он писал программу своей жизни и там все должно было быть символичным. Как-то он сказал мне в Витебске: «Надо обязательно зайти в местную художественную школу, представиться и сказать: дети, любите свою Родину, и вы станете знаменитыми художниками. Они обязательно запомнят, что им сказал Алесь Пушкин». И он так и сделал».
Алина Нагорная, правозащитница, автор книги «Мова 404»: «Но и он сам относился к людям как будто бы к детям: считал, что они просто не понимают. А если дети не понимают или даже что-то плохое сделали, то сложно злиться на них».
Светлана Бень: «Мне кажется, Алесь хотел, чтобы Беларусь воспринимали как жизнерадостную, энергичную, бодрую страну — такой, как он был сам. Алесь всегда был против тоски, подчеркивал красоту в людях. Люди на его портретах выглядели благородно и изящно, шляхетно и свободно».
Лилия Павлова: «В молодости у Саши все женщины были старше его и все были очень интересными, неординарными личностями. Интерес к нему был понятен: неординарный художник выделялся из толпы. При этом Саша был прямым. Я была свидетелем, как он говорил своей возлюбленной: «Я не женюсь на тебе, потому что ты не белоруска, а мне нужна белоруска, чтобы мой род был белорусский». В любых ситуациях со стороны Пушкина не было никакой игры. Он был одинаковым — что на людях, что без чужих глаз».
Валерия Черноморцева: «Алесь был человеком широкой души, искренним верующим, но, конечно, не без пороков. У него было, скажем так, странное отношение к женщинам, с которыми он имел романтические отношения: Алесь считал, что те должны его вдохновлять и ничего более. Но с другими женщинами, как, например со мной, мог искренне дружить.
Вместе с тем у Алеся не было двойного дна. Например, некоторые люди, когда достигают определенного успеха, начинают внутри себя делить остальных: вот эти равны мне, а вот эти — нет. А для Алеся Пушкина каждый человек был для него равен».
Светлана Бень: «Закрытие частной галереи «У Пушкина» (случилось из-за проведения в помещении «Съезда белорусских националистов» осенью 1996 года — С.) стало символическим событием: стало очевидно, что к власти пришли пакость, мракобесие и уныние, которые стали распространяться дальше по стране».
Лилия Павлова: «Саша говорил, что человек должен рисовать картины там, где родился. Он купил дом в родном для себя Бобре на очень красивом месте — над рекой, сыграл там в 1997 году свадьбу с Яниной, которая знала историю Беларуси и разговаривала на родном языке».
Расписал местную церковь, где среди грешников оказался Лукашенко. Думаю, семья была местом, где он мог отдышаться и набраться силы».
Валерия Черноморцева: «Он очень любил Яню. Очень переживал, когда у них долго не получалось родить детей, но верил, что это получится. Когда у них появился сын Миколка, Алесь был самым счастливым человеком на планете. Мы с друзьями шутили, что даже рождение сына получилось у него перформансом: Миколка появился на свет 29 февраля».
Алина Нагорная: «Алесь был очень рад гостям в своем доме — с невероятным подворьем и красивым видом на речку. Его искренность сбивала с ног, он умел и вдохновить, и рассмешить. Чего только стоит туалет с надписью «Депутатская комната».
Меня больше всего поражает молчание — страна погибает, а люди ничего не делают, ходят, пьют пиво и водку. Алесь Пушкин, 1999 год
Валерия Черноморцева: «Человеком он был необычным, выходил за принятые рамки. Вот одна из историй. За перформанс в Сморгони в честь Ростислава Лапицкого (был расстрелян за организацию антикоммунистического подпольного движения на Мядельщине и Сморгонщине — С.) Алеся наказали сутками. Мы с друзьями поехали встречать его, набралось около 20 человек. На сутках Алесь обычно голодал, поэтому мы ожидали, что после освобождения пойдем в кафе поесть.
И вот он выходит, ему надевают на голову венок (подруга сплела по дороге из желтой кленовой листвы) и Алесь заявляет: «Я пока сидел, подумал, что в Сморгони на площади вместо памятника Ленину должен стоять памятник Лапицкому». И показывает эскиз, что нарисовал за решеткой.
И что вы думаете? Пушкин ведет шествие в Сморгонский райисполком, чуть ли не ногой открывает дверь, чтобы предложить свою идею. Все в шоке – и мы, и в райисполкоме. Двухметрового человека в венке никто не решается остановить, он заходит в кабинет председателя райисполкома, где с ним сталкивается ошеломленный Мечислав Гой (будущий «мэр» Гродно). Всех кроме Пушкина, правда, из кабинета выгнали. Проходит время, выходит Алесь: председатель райисполкома не оценил мою идею, ладно, пошли в ресторан есть».
Алина Нагорная: «Алесь был очень хорошим человеком в самом прямом значении этих слов. Когда мы как-то встретились в одном белорусском городе, то мой знакомый без задней мысли рассказал Алесю, что здесь похоронен человек, которые много боролся за белорущину, но, к сожалению, сейчас его могила в запущенном состоянии. Алесь сразу загорелся идеей исправить ситуацию, осмотрел памятник на кладбище, и через какое-то время вернулся, чтобы благоустроить место. И все из-за случайного разговора с незнакомым ему человеком».
За 10 лет ни одна государственная структура, ни лесничество, ни райисполком, ни школа, не купили мою картину. Только частные люди, костел и церковь. Алесь Пушкин, 2009 год
Валерия Черноморцева: «Алесь хотел жить в свободной Беларуси, и самое удивительное, что ему удавалось жить в ней. Какие бы ни были времена в стране, над его домом всегда висел бело-красно-белый флаг. Алесь всегда праздновал 25 марта, 15 июля, 8 сентября, Купалье, Рождество.
У Алеся была принципиальность, но не было ненависти — даже к милиционерам, которые его задерживали. Он делал перформансами даже свои аресты. Он, как и Павел Северинец, очень необычно разговаривал с милиционерами. «Товарищ лейтенант, вы же понимаете, что в свободной Беларуси вы будете отвечать за свои действия». И выговаривал это ласковым, примирительным голосом».
Алина Нагорная: «Алесь рассказал мне, как 11 августа 2020 года поздно вечером двинулся с плакатами (один из них был о государственности белорусского языка) в сторону стелы «Минск — город-герой» — его снимал видеооператор. По дороге Алеся задержали и отвезли на Окрестина. Когда раздевали, нашли в тайном кармане заранее подготовленное обращение на случай суда. Декларация на белорусском языке их очень разозлила, голого Алеся стали при всех демонстративно избивать. Примерно до семи утра его держали во внутреннем дворике на коленях в позе эмбриона».
Валерия Черноморцева: «Встретила его на марше около Немиги. Алесь шел с иконой — как обычно, веселый, на позитиве. Показал чудовищный синяк на своем теле. Но Алесь был вдохновлен, радовался, что люди проснулись».
Лилия Павлова: «Алесь тепло ко мне относился, но когда мы еще в 90-х уехали с мужем из Беларуси, то писал нам: снимите значки с бело-красно-белым флагом, вы не имеете права их носить, раз вы уехали — вы предатели, человек должен жить на родине, а его дети его должны говорить на белорусском языке. Он стал заложником своих идей. Даже зная, что его ждет в Беларуси, Алесь весной 2021 года не мог остаться за границей, поэтому вернулся и принял страдания».
Владислав Маковецкий, бывший политзаключенный, художник: «На апрель 2022 года я отсидел в колонии «Волчьи норы» в Ивацевичском райне больше года. Алесю посчастливилось, что там его уже ждали мы, политзаключенные, опытные в порядках. В другой ситуации ему пришлось бы намного труднее.
Когда я учился в Витебске на художника, то преподаватели, зная мои взгляды, рассказали о существовании Алеся Пушкина — так я впервые узнал о нем. В начале 2020 года мы с ним познакомились лично. А в 2022-м мы почти ежедневно виделись на промке.
Алесь не менялся. Всегда был на позитиве, шутил. При том, что прекрасно понимал: он за решеткой надолго. Единственное — люди, которые пересекались с ним в СИЗО, рассказывали, что перед самым судом за портрет Евгения Жихаря (командир антисоветского партизанского отряда на Поставщине — С.) юмор у Алеся исчез, он переживал не самый простой психологический момент. А в колонии Пушкин всегда шутил с сотрудниками и администрацией колонии. Было впечатление, что он вообще ничего не боится. Меня это даже пугало, ведь я же понимал, что может случиться всякое.
Не раз и не два хватался за голову от действий Алеся. Расскажу один из эпизодов: он рисовал подробную карту колонии — где кто находится, где какие входы и выходы и т.д. Я объяснял: «Алесь, ты же на еще одну статью заработаешь, если кто-то сдаст тебя». Обдумав ситуацию, он хотел эти рисунки другим ребятам передать, они, конечно, в шоке были: «Ты что, нас закроют вместе с тобой». И смешно, и страшно.
Алесь работал на металлообработке: снимал изоляцию с медной проволоки. В зависимости от сложности работы нужно было выдать несколько килограммов за смену. Алесю непросто приходилось, я помогал ему, так как работал грузчиком, нормы у меня не было. Он вспоминал о всех своих детях – и в браке, и вне его. Больше всего о сыне рассказывал.
Еще Алесь бесплатно рисовал портреты людей. Я говорил: Алесь, бери хоть что за работу (можно было договориться на сигареты, кофе, чай), он отмахивался: мне же все равно нечего делать. Но ведь другие художники на зоне так зарабатывают на жизнь. Получалось, что Алесь забирал у них клиентов, которые шли к тому, кто ничего с них не брал. Было непонимание.
Но 90% зеков хорошо к нему относились. Алесь был готов соблюдать необходимые правила в колонии. В СИЗО попадал только потому, что он Алесь Пушкин. Ему в администрации говорили: Мы победили в Великой Отечественной войне, а ты антисоветчиков рисуешь, пошел против наших дедов.
Однако Алесь никогда плохого слова об администрации не говорил. Я их мог назвать некрасивыми словами, а Алесь: «Что ты такое говоришь, это же наши белорусы. Да, они плохо ведут себя, а ты подумал, что у них дети малые могут быть, им же надо их как-то кормить, надо где-то работать». Алесь не ставил себя так: что вот есть он, художник, который живет в Бобре, и есть отдельно какой-то белорусский народ. Алесь не отделял себя от народа. Говорил: «Вот поехали они за границу, что они там будут делать? Да, надо посидеть, а как иначе, сбежать из страны? Всю жизнь рисовал картины о Беларуси, а после отрекся и бежал из страны? Будут тогда обо мне говорить: а, Пушкин сбежал, посмотрите, он сидит за границей и никому не нужен». И все это как обычно говорил с улыбками, с юмором.
Но у него не было отношения, что вот он тут поиграет в игру со страданиями, а после все обязательно будет хорошо. Алесь не раз говорил: может быть и такое, что он отсюда уже не выйдет. Понимал всю серьезность ситуации. И добавлял: если что-то со мною случится, ты выйдешь и всем расскажешь, что произошло — что это не я с собой сделал».
Алина Нагорная: «Многие воспринимали Алеся как символ Беларуси, как последний бастион. Когда его не стало, даже тем, кто не знали его лично, стало больно. Мы с семьей прятались от силовиков, но утром в день похорон Алеся я решила все же поехать на прощание с ним. Несмотря на мой маскарад, один человек узнал меня и сказал, что я не должна там быть.
Подумалось: насколько все страшно стало в Беларуси, когда опасно даже попрощаться с человеком».
Валерия Черноморцева: «Говорят, картины Алеся не были гениальными. Но сама его жизнь была художественным перформансом — сделанным для Беларуси. В памяти и сердцах людей Алесь навсегда останется героем, который посвятил свою судьбу отечеству и отдал свою жизнь ради его свободы. В будущем проспект имени Пушкина в Минске переименовывать не нужно».
Комментарии