«Самое главное сейчас — обеспечивать субъектность Беларуси». Франак Вечёрко рассказал, есть ли стратегия у демсил и на что влияет Тихановская

— На этой неделе стало известно, что из лукашенковской тюрьмы освободили очередных 30 политзаключенных. Повлияла ли на это деятельность демократических сил? Каким образом?

— Мы радуемся, что 30 человек освободят в этом месяце, 30 освобождены в прошлом. Я думаю, что это результат и международной солидарности, и работы правозащитников, которые фиксировали имена политических заключенных. Если бы этого не было, то мы бы даже не знали, сколько людей в тюрьмах и в каком они состоянии. Также это результат международного давления, которое оказывалось на протяжении всех четырех лет. Ну и Лукашенко готовится к избирательной кампании. Для него эти освобождения скорее инструмент сделать себя более человечным. 

— Так это было желание Лукашенко или все же давление демократического сообщества?

— Думаю, что одно не исключает другого. Лукашенко пользуется этим в своих целях, а мы добиваемся своей цели — освобождения политических заключенных. 

— Как на это смотрят западные политики — это определенное сотрудничество с Лукашенко?

— Не думаю, что были какие-то конкретные договоренности. Лукашенко уже много раз обещал освободить политзаключенных. Первый раз весной 2021 года, когда он обещал освободить до 500 человек, и тогда отложили американские санкции против «Беларуськалия». Говорили об освобождении в 22-м году. Потом началась война, и политзаключенных стало еще больше. После этого Лукашенко уже, кажется, обещаний не давал и каких-то договоренностей конкретных не было. Наоборот, мы слышали, что они (западные политики — ред.). бьются как о глухую стену: приходят к Лукашенко, требуют освобождения политзаключенных, а им отвечают, что это террористы и экстремисты, а никак не политические заключенные. 

Думаю, что влияние имел также Гутерриш (генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Антониу Гутерриш — ред.), с которым была коммуникация раньше. Он конкретно поднял вопрос репрессий и политзаключенных. 

К тому же мы не видим никакой логики освобождений — если бы это были только люди из гуманитарного списка… но ведь их перемешали с людьми, которые осуждены за лайки и комментарии в фейсбуке. Люди, которым еще сидеть 3-5 лет, — с людьми, которым оставалась одна неделя до освобождения. 

— При этом наиболее медийные лица остаются за решеткой. Можно ли в таком случае говорить о каких-то уступках? 

— Думаю, что это жест, но это не смена политики. Это такой тактический шаг, а не изменение репрессивной стратегии. Шаги Лукашенко преследуют какие-то его собственные цели, и я не думаю, что они объединены какой-то общей стратегией. Я вообще не уверен, что у Лукашенко есть стратегия на следующий год, на 2026 год. Он даже в своих выступлениях очень часто бывает непоследователен. 

— Почему вы как представители демократических сил не принимали участия в процессе обмена, который состоялся с российскими политическими заключенными? 

— Нам жаль, что мы не принимали участия в обмене. Думаю, что и представителям польского правительства, и Норвегии, которые тоже участвовали в обмене, но не могли даже поднять вопрос политзаключенных, тоже обидно, но это хороший урок на будущее, что теперь нужно принимать участие. Мы после этой ситуации провели разговоры с Белым домом, пытались выяснить детали, ну и они объяснили, почему было невозможно освободить белорусских политических заключенных… Я тоже не могу объяснить, не могу рассказать.

Светлана Тихановская поговорила с Бербок (министр иностранных дел Германии Анналена Бербок — ред.) по телефону, и они также обсудили детали. 

— На какие вопросы Светлана Тихановская имеет влияние? 

— Мы можем влиять на общие приоритеты внешней политики европейских национальных правительств, мы можем влиять на решения МИД — все, что касается каких-то тактических решений, инструкций. Мы можем влиять на коммуникацию, риторику, которая в том числе выходит в паблик, и можем влиять на международные организации, которые принимают какие-то решения по стратегии. Это ОБСЕ, это ООН, отдельные структуры Совета Европы. 

— Но ведь это структуры, которые просто занимаются риторикой, а не занимаются конкретными действиями…

— Ну, как не занимаются… Правительство занимается, все занимаются конкретными действиями…, но власть всегда ограничена. В каждой структуре, у каждого министра, у каждого парламентского комитета есть определенный мандат. Например, та же Бербок не могла повлиять на обмен политзаключенных…

— Но она могла бы повлиять на количество виз, которые дают белорусам…

— Так она и повлияла… И это тоже то, на что мы влияем. Сейчас Германия начала давать трехлетние, пятилетние визы. Проблема в том, что очень большое количество заявок, они не успевают их обрабатывать, и мы сейчас работаем над тем, чтобы увеличить количество консульских работников, чтобы МИДы выделили больше ресурсов на работу своих консульств в Минске. Визы выдают более чем 10 государств, каждый день выдается большое количество виз, но ограниченное количество работников, которые могут ставить штампы и принимать заявки. 

— Сейчас белорусы не могут нормально получить визы и не могут нормально проходить границу, а это, пожалуй, самое существенное…

— Я поправлю… Для белорусов не введены ограничения, как для россиян. Действует упрощенный визовый режим в отношении белорусов, который не действует для 95 % стран мира. Белорусам выдаются визы быстро, с минимальной верификацией, к сожалению, по стандартной цене, но многие консулаты выдают бесплатные визы. Да, сложности есть, но это уже как смотреть — стакан наполовину полный или наполовину пустой.

Несомненно, ситуация сейчас хуже, чем была до 20-го года, и хуже, чем до войны, но она намного лучше, чем в других странах. То, что нам удалось отвоевать разницу в отношении к белорусам и к россиянам, — это факт. Десять стран ЕС вообще запретили въезд по туристическим визам россиянам, белорусы же въезжают, получают ВНЖ и занимают второе место в Европейском Союзе по количеству полученных ВНЖ после украинцев. 

— Давление или переговоры с Лукашенко? 

— Давление, которое должно привести к переговорам. 

— Не получается ли вообще, что наши разговоры о том, что стоит уступить Лукашенко, — это тот нарратив, который создает власть и за которым мы как демократическое сообщество просто идем? 

— Что значит уступить Лукашенко? Назвать его всенародно избранным президентом, похвалить его в ФБ, признать его участие в войне и сказать «хорошо, что «шахеды» взрываются над Гомелем»? Признать все подписанные с Путиным дорожные карты? Что значит легитимизировать? Я не понимаю такие заявления. Есть также риск, что если мы закрываем глаза на то, что делает Лукашенко сейчас, и не критикуем его, то мы автоматически становимся соагрессорами и несем полную ответственность за действия режима.

Потом никакого морального права говорить, что белорусы — это не равно режим, у нас не будет. Сейчас у нас есть такое право, потому что мы говорим, что режим преступный, незаконный, нелегитимный, поэтому не вводите те самые ограничения против белорусов, как против лукашенковского режима. Поэтому давайте белорусам надежду, поддерживайте независимые медиа. 

— Не напоминают ли тебе все эти созданные демократические структуры, которые возглавляет Светлана Тихановская, некий ЦК КПСС, где есть секретарь, который всем приказывает и все контролирует? 

— Тихановская не раздает приказы и не имеет власти. Тихановская — это фигура, объединяющая демократическое движение, гражданское общество, политические структуры. Не все и не всегда согласны со Светланой Тихановской. Нет проблем с критикой. К тому же Координационному совету Светлана Тихановская вообще не имела отношения. Думаю, это надуманная проблема. Тем более что нет реальной власти, нет того, чем распоряжается Светлана Тихановская, кроме внимания и влияния, которых она достигла своей деятельностью. 

Наша система, то есть демократических сил, противоположна лукашенковской. Если там директивы и декреты спускаются сверху по вертикали, то здесь наоборот — люди приходят и говорят, что надо сделать, а Тихановская идет и решает. Революция в 20-м году начиналась горизонтальным образом. Нам нужно это сохранить. 

— Мы видим, что тенденция в мире с поддержкой белорусов идет к худшему — с паспортами, с документами, с номерами на автомобилях. В чем тогда работа Офиса? 

— Проблема с паспортами возникла после принятия соответствующего декрета, когда Лукашенко начал мстить белорусам, которые за рубежом. К ней никто не готовился. Но все это время нон-стоп круглые сутки мы занимаемся этим вопросом. Это колоссальная часть работы, это не оставляет времени, чтобы заниматься многими другими вопросами. 

— У нас есть новый представитель по делу международной политики Владимир Остапенко. Чем он занимается? Или это должность для должности? 

— У него очень ясный портфель. Он занимается сотрудничеством с европейскими структурами. Именно сейчас идет подготовка документов о потребностях гражданского общества на следующий год. Каждый год представители всех секторов гражданского общества, СМИ, культуры собираются вместе и обсуждают свои нужды. Затем на этом основании готовятся документы в Брюссель, Вашингтон и соответственно выделяется помощь. Мы говорим минимум о двух тысячах НПО. Наша задача, как политиков, обеспечить эту поддержку. Да, она не увеличивается, но то, что нам удается получить ее на том же уровне, — это результат политической работы. 

— С одной стороны, ты говоришь, что не хватает людей, с другой — вы довольно легко прощаетесь с кадрами. Или это нормальный процесс? 

— Это нормальный процесс. Во-первых, не все могут долго работать в сложных условиях — без финансов, без поддержки, без команд. Очень большая часть политической работы делается на волонтерских условиях. Вторая причина — это естественный процесс накопления какой-то усталости, недоразумений, может быть, обид. Некоторые находят другие позиции, лучшую работу. Валерий Сахащик решил заняться своими делами, бизнесом, который он бросил и потерял, как он говорит, много ресурсов. Но мы очень ценим то, что он вложил. Поэтому нужно относиться так: он внес свой вклад, спасибо ему за работу, но теперь нужно новое дыхание. 

— Вадим Кабанчук, сменивший Валерия Сахащика, лично мне в интервью говорил, что можно и отпустить Александра Лукашенко на какие-то острова отдыхать и доживать старость…

— Спорный вопрос. Может и до такого дойти. Такого нельзя исключать. Если мы говорим о переговорах, как результате давления, скорее всего, то надо что-то предложить, и если потенциальный иммунитет для Лукашенко спасет жизни белорусов и освободит страну от диктатуры, то такой вариант тоже может быть. 

— То есть уже сданы позиции по поводу того, что калиновцы будут освобождать Беларусь, и план «Перамога» тоже провален?

— План «Перамога» в своей первой версии (потому что их было уже несколько) абсолютно не релевантен и не актуален. 

— Поэтому Азаров распродает вещи в интернете как ненужные? 

— Об этом надо спросить Азарова. Конечно, то, что делает Азаров, выглядит очень странно, но у меня нет информации о том, что и кому там принадлежало. Безусловно, это очень плохо, репутационно плохо для всех демократических сил. 

— Эти репутационные кейсы перед 25-м годом все чаще начали появляться. Не буду заниматься конспирологией, но должен спросить: есть ли у вас какая-то стратегия накануне президентских выборов? 

— Если выборы будут в феврале, то у нас остается 5 месяцев. Объявлены они будут, скорее всего, в ноябре. К ноябрю у нас должна быть согласованная четко тактическая позиция, что мы делаем в день голосования. Мы уже пришли к консенсусу с основными демократическими структурами, сейчас ведутся консультации с Координационным советом. Я не буду пока озвучивать, но уже есть и основные месседжи, и действия, которые мы планируем выполнять на избирательных участках. 

— А Лукашенко ведь еще может и не пойти на выборы…

— Такой вариант был, но, по нашей информации, изнутри страны он уже не рассматривается. 

— Не поздно разрабатывается стратегия?

— Анонсировать лучше позже, чтобы не дать режиму возможности подготовиться. Подготовить и иметь наготове планы, варианты и сценарии нужно заранее, но анонсы должны быть позже. 

— Что с мандатом Светланы Тихановской после лукашенковских выборов?

— Режим забрасывает такую идею, что с этими выборами заканчивается мандат Тихановской. Это их центральная идея. Мы понимаем их мотивы: это дает им возможность перевернуть страницу. Но мы считаем, что мандат Тихановской не заканчивается, потому что он не начинался. Мандат президентский, который начинается с инаугурации, он не был дан Светлане Тихановской. Она получила поддержку, но на должность не заступила. 

— Так что он — навсегда, если она не вступит в должность?

— Все может измениться. Выйдут на свободу политические лидеры, будет новая конфигурация. Мы должны быть эластичными… Сейчас тот формат, в котором мы работаем, инфраструктура демократических сил соответствуют тому моменту, в котором мы пребываем. 

— А направлено ли это на какие-то перемены, а не только на соответствие моменту? 

— В пределах того, что мы можем делать, мы делаем. Мы можем влиять информационно на белорусское общественное мнение, можем добывать информацию о режиме, можем ослаблять режим, идентифицировать тех, кто обходит санкции, можем способствовать мобильности белорусов, помогать политзаключенным. Начинает работу гуманитарный фонд на базе норвежской организации.

Мы стараемся в том небольшом пространстве делать максимально, но самое главное сейчас — обеспечивать субъектность Беларуси.

Сегодня на фоне войны Беларусь просто рискует размыться в России. Если мы отъедем дальше Польши, Литвы, то заметим, что многие страны воспринимают Беларусь как российскую область, а мы показываем, что есть две Беларуси и институты, которые создаются, – институт Светланы Тихановской, Кабинет, КС. Они отражают альтернативный путь.

И пока он у нас будет, этот институт альтернативы, у нас будет шанс на перемены, а не одна дорога — слиться с Россией в одно государство.

• 25
• 2
• 9
• 3
• 0
• 0
• 1
• 0