Столбцы, карьера в торговле, татуировки. Познакомились с Ольгой Зазулинской, возможным министром по социальной политике
Светлана Тихановская номинировала главу фонда «Страна для жизни» на должность представительницы по социальной политике Объединенного переходного кабинета. Это место освободилось после увольнения Ольги Горбуновой. Вряд ли что-то помешает Зазулинской занять министерское кресло — букмекеры вряд ли принимали бы ставки на это, — но формально она еще не утверждена окончательно. Поэтому мы сразу договорились, что разговаривать будем прежде всего о личном, сделаем беседу-знакомство.
Ольга Зазулинская — руководитель фонда «Страна для жизни», координатор проекта помощи семьям политзаключённых, соорганизатор службы «Скорой гуманитарной помощи».
Она была наблюдателем на выборах в августе 2020 года, волонтёром в лагере медиков на Окрестина. Осенью 2020 года была задержана сотрудниками КГБ, а позже осуждена по административной статье 23.34. После угроз членам семьи в ноябре 2020-го приняла решение вместе с детьми уехать из Беларуси.
«Наша Ніва»: Как происходило ваше выдвижение на должность представителя по социальной политике?
Ольга Зазулинская: Мою кандидатуру выдвинули мои коллеги — партнёры. Я знаю, что была не единственной претенденткой.
Мне сложно сказать, как именно оценивали меня, потому что у меня был свой особенный путь в рамках «Страны для жизни»: я не была изначально руководителем фонда. Я пришла на позицию копирайтера в 2021 году, затем возглавила направление помощи политзаключённым — мы создали его с нуля, и оно работает до сих пор. Только через два года после открытия фонда я стала его руководителем. Видимо, здесь виден путь роста. Сегодня я могу сказать, что как менеджеру организации (именно так я себя называю) мне удалось построить сильную команду.
«НН»: Вашу кандидатуру окончательно номинировала Светлана Тихановская, направив в Координационный совет письмо с просьбой организовать слушания по теме. Помните, как вы познакомились со Светланой, какие у вас отношения — дружеские или рабочие?
ОЗ: У нас с ней рабочие отношения. Впервые я увидела Светлану в свой первый рабочий день в фонде «Страна для жизни», куда я пришла работать копирайтером.
Светлана — очень общительная. Никогда не вмешивается в саму работу, но ей всегда интересно, кто работает в фонде. Ей важно, чтобы то, что делал Сергей, продолжало работать, чтобы фонд, который носит одно имя с его каналом, делал свою работу хорошо, потому что это общая репутация.
«НН»: Даже на посту руководителя фонда вы говорили, что порой бывает тяжело, вы на грани выгорания. Как вы планируете организовывать свою работу, если появятся новые обязанности, есть ли какой-то план?
ОЗ: Я не люблю загадывать наперёд. Пока мою кандидатуру не утвердили. Знаю точно одно: я создала такую команду, которая может работать автономно и без моего присутствия.
«НН»: Ольга Горбунова уволилась в том числе потому, что устала убеждать демократические силы в своём видении спасения политзаключённых и в желании отделить «политическое» от «гуманитарного». У вас нет таких переживаний, страхов, что не получится встроиться?
ОЗ: Мне кажется, наша проблема иногда заключается в том, как мы транслируем свои мысли. Человек хочет сказать одно, но не всегда достаточно хорошо это формулирует. Когда мы говорим конкретно о политзаключённых, то в самом этом термине уже есть слово «политические». Разделить эти два направления невозможно: освобождение политзаключённых невозможно без политиков. Причём не только с нашей стороны, но и со стороны международного сообщества.
Я воспринимаю Кабинет как стратегический центр, который должен брать экспертизу от сообщества. От тех, кто работает непосредственно с семьями политзаключённых, с бывшими заключёнными. Чтобы процессы шли не сверху вниз, а наоборот. То, что мы всё время делаем в фонде — это передаём свою экспертизу политикам. Чтобы любая информация, которая будет озвучена, была подкреплена конкретными цифрами и фактами. Для меня такая модель приемлема, а не подход «вот я здесь пришёл и теперь всё решу, настрою, потому что до этого ничего не работало».
Всё давно работает, просто нужно научиться взаимодействовать с экспертными сообществами, которых очень много.
Но в целом социальная политика — это не только политзаключённые, важно не забывать об этом.
«НН»: В вопросе работы с сообществами вы готовы заново выстраивать диалог со всеми инициативами? С теми, с кем даже был конфликт из-за разных взглядов на работу по теме политзаключённых?
ОЗ: Лично я ни с кем не ссорилась. Думаю, что у нас у всех одна цель: политзаключённые должны выйти на свободу.
Я постоянно слышу в поле, что для этого должна быть одна стратегия. Нет, не должна. Стратегий может быть несколько, главное — эффективность, и чтобы мы не мешали друг другу делать свою работу.
Меньше обвинений. У меня есть любимая поговорка: счастье любит тишину.
«НН»: Вы были вынуждены оперативно покинуть Беларусь вместе с детьми в ноябре 2020 года после допроса в КГБ. Расскажите, чем они занимаются сегодня в Литве?
ОЗ: Тогда ещё был локдаун, поэтому всё было очень сложно. Кроме того, у нас не было виз и практически не было денег. Всё, что у меня было, я оставила в стране, потому что у меня бабушка с инвалидностью, и мне нужно было обеспечить ей уход.
Литва предоставила нам гуманитарный коридор, организация «Помощь» организовала сам выезд и бесплатное жильё на первое время.
На тот момент сыну было 20 лет, он сразу пошёл работать на стройку, заниматься внутренними отделочными работами. Младшая дочь — фигуристка и спортсменка, для неё отъезд стал большой травмой. Представьте: девочка, которая в 6:30 утра ушла на тренировку, как обычно, внезапно оказалась на литовской границе с коньками за спиной.
Ей было очень тяжело, она почти год боролась с паническими атаками, и время от времени они проявляются и сейчас.
В Литве мы пытались восстановиться в спорте, катались. Я работала на двух-трёх работах, убирала квартиры и номера в гостиницах, чтобы оплачивать тренировки. Она восстановила форму, и первое время на соревнованиях дочь подписывали «Анастасия Зазулинская, Беларусь», а потом сказали, что это больше невозможно.
А это девочка, которая всю жизнь тренировалась с одной мечтой — стать чемпионкой Беларуси. Ей было очень больно. Она потеряла ориентир. Дочь поняла, что ей нужно быть на три головы выше, чтобы её, белоруску, ставили в приоритет в чужой стране. Поэтому в прошлом году она ушла из спорта, приняв это решение за день до соревнований.
Это был стресс для всей семьи, потому что она занималась фигурным катанием с 3,5 лет. Но тогда я выбрала для неё этот спорт, теперь это её выбор, и я его уважаю.
Сейчас дочь наверстывает упущенное за годы тренировок и соревнований. Просто общается с друзьями, живёт обычной подростковой жизнью и думает о том, кем хочет стать дальше. Пока она озвучивает идею стать тренером по фигурному катанию.
«НН»: После новости о вашей номинации пропагандисты начали говорить о том, что за фондом будет присматривать ваш сын…
ОЗ: Мой сын не имеет никакого отношения к фонду «Страна для жизни». Он никогда в нём не работал (возможно, очень давно писал какие-то тексты). Это всё от того, что некоторые люди не понимают, что такое медиагруппа «Страна для жизни», что такое фонд «Страна для жизни» и что такое общественное движение «Страна для жизни». Это три разных направления, не связанных юридически. Но мы все между собой общаемся, потому что нас объединяет бренд Сергея Тихановского. Это его идея.
Глеб ведёт рубрику на YouTube «Страны для жизни». Этот опыт подтолкнул его развиваться дальше в медиа. Он также работает на радио LRT.
Притом что в Беларуси он занимался совершенно другим. Какое-то время Глеб тоже был в спорте: футбол, потом бокс. Хотел поступить в Институт физкультуры на психолога, но не прошёл комиссию по зрению. Тогда я предложила пойти на платное. Как раз в педуниверситете открыли факультет практической психологии, и там можно было учиться заочно. Но это такой ребёнок, которым я безмерно горжусь, который сказал мне: я буду сам оплачивать своё обучение. И он начал зарабатывать тем, что проверял исправность сигнализаций.
«НН»: Вы родом из Столбцов. Какая первая ассоциация с родным городом?
ОЗ: Якуб Колас.
На самом деле самое важное для меня — не само место, где я родилась и прожила, а мой дом и семья. К сожалению, моя мама умерла. При этом с любимой бабушкой мы не общаемся, потому что она в Беларуси, и я хочу максимально её уберечь. После моего отъезда к ней долго приходили с вопросами, хотя все понимали, что меня нет в стране. Я очень по ней скучаю. Для меня дом — это она, я её очень люблю.
«НН»: В столицу из Столбцов вы, как обычно бывает, уехали за большими перспективами?
ОЗ: В маленьком городе, к сожалению, мало возможностей, поэтому в Минск уехали и я, и мой брат. Ты всегда ищешь, где сможешь больше заработать, чтобы себя обеспечить.
Мне нравился ритм Минска, я жила там с 18 лет, там вышла замуж.
Но на самом деле ещё раньше приезжала в столицу на выходные. Дело в том, что мама нас воспитывала одна. Потом она серьёзно заболела, и основные обязанности по нашему воспитанию легли на бабушку. В нашей семье деньги всегда экономились на всём, иначе бы мы просто не выжили.
И где-то в 16 лет я начала ездить в Минск на подработки. Просилась в условную палатку с косметикой сортировать товар. И была безмерно счастлива, потому что заработанного хватало на транспорт туда-обратно, чтобы дать бабушке на продукты и иногда купить себе что-то — помаду, туфли. Я ведь девочка, мне хотелось быть красивой.
«НН»: С переездом вы продолжили карьеру в торговле? Чем конкретно занимались?
ОЗ: Сначала я думала стать модельером. Потом журналистом. Но не прошла, не поступила.
Моя мама мечтала, чтобы я была либо бухгалтером, либо юристом. Я не хотела быть ни тем, ни другим, но закончила бухгалтерские курсы, потому что очень любила свою маму. Однако спустя много лет всё равно не работала по профессии, потому что мне это казалось скучным.
Потом я отучилась на продавца. И это как раз то, что мне очень нравилось! Существует стереотип, мол, что такого в профессии продавца… Но чтобы быть хорошим продавцом, нужно постоянно развиваться. Однажды меня взяли работать в Минске в очень престижный обувной магазин. Когда я пришла на собеседование, был конкурс — семь человек на место. У меня не было никакого опыта, но в итоге меня взяли. Работодателю понравилось, что на вопрос, почему должны взять меня, я ответила: «Потому что я лучшая». Я очень благодарна этому человеку, он открыл для меня всё о профессии продавца.
Я работала в этой сфере до 2018 года. В какой-то момент у меня было ИП, как предпринимательница, я тоже продавала обувь. Знала по этой теме всё: от выделки кожи до всех видов конструкций обуви.
А в 2018 году мама заболела онкологией. Это случилось внезапно, и мне нужно было за ней ухаживать. Мама прожила ещё полгода после этого. Увидев своими глазами, как в таких ситуациях люди становятся ненужными государству, я решила, что хочу помогать спасать жизни. Стать причастной к этому. Раньше я уже волонтёрила, участвовала в некоторых сборах. А здесь захотела полностью погрузиться в это поле. Я пошла работать в детский фонд помощи больным детям. Параллельно, чтобы иметь деньги на жизнь, снова вернулась к бухгалтерии, потому что в благотворительности в Беларуси зарплаты смехотворные.
Благотворительность — это всегда про какую-то личную травму. Мы приходим её прорабатывать. В моём случае я сильно винила себя, что, возможно, не заметила вовремя, что происходит с мамой, что была недостаточно внимательной дочерью. Я долго работала с психологом, чтобы выйти из этого состояния.
А когда случился 2020 год, где ещё я могла быть, если не там, где нужна помощь людям?
«НН»: Вы переезжали за границу только с детьми, без мужа?
ОЗ: Мы развелись в 2021 году, когда я была в эмиграции. В 2020-м я была сильно погружена в происходящее. Моя семья практически не видела меня дома. Сначала была предвыборная кампания, затем наблюдение на выборах, потом волонтёрство возле Окрестина. Потом нужно было ехать в регионы — поддерживать активистов в маленьких городах, плюс наши активности в районе…
Оказалось, что мы жили вместе, но смотрели на многие вещи по-разному. Муж никогда не понимал, почему я могу отдать человеку всё, если ему нужна помощь. Или как могу сорваться посреди ночи и ехать в Витебск, чтобы организовать там благотворительную ярмарку для какой-то девочки.
«НН»: Недавно вы сделали четыре татуировки. Расскажите, что они означают?
ОЗ: Первое тату я сделала в 42 года. Мечтала об этом всю жизнь, но не решалась раньше. Это были васильки с орнаментом — я посчитала, что это как раз то, что я хочу носить на своём теле, что связывает меня с Беларусью.
Следующее — «23.34» — известная статья КоАП. Для меня это напоминание о нашем пути. Чтобы не забывать и рассказывать о нём, как когда-то в детстве мне рассказывала прабабушка. Она пережила и Вторую мировую войну, и гражданскую, и побег от голодомора из Украины в Беларусь. После войны, из-за того, что она жила на оккупированной территории, она ощутила на себе все «прелести» работы НКВД, которое она ненавидела всю жизнь вместе с советской властью.
Также у меня набит контур Беларуси с красной полосой. Многие ассоциируют это с флагом. Для меня это не только про него, но и про кровавый след, который сейчас оставляет Беларусь. Я сделала эту татуировку, когда началась полномасштабная война в Украине, потому что у меня украинские корни. Для меня это боль. Есть две страны, которые я люблю. В одну я ездила каждое лето, другая — моя родина. А сейчас кровавый след по всей стране оставляют те, кто находится у власти.
Четвертая татуировка на латыни — надпись «Свобода превыше всего». Это мой ориентир, то, с чем я иду по жизни. Если человек свободен, все в жизни иначе. Без свободы вокруг беда.
«Жена взяла в аренду на Занзибаре крошечный отель». Сергей Дубовец рассказал, чем занимается в свои 65
Белорусский блогер работала на российской оппозиционной фабрике ботов, а потом слила документы?
«Торговля людьми? Политзаключенные сами просят, чтобы кто-то их уже купил». Монолог Евгении Долгой
«В Минске за месяц $1000 зарабатывал на съемках». Интервью с Андреем Ткачевым — о жизни в Киеве, белорусских медиках, гонорарах модели и застенчивости
Комментарии