Отец Александр Шрамко: Среди православных священников процент сторонников власти еще меньше, чем среди мирян
Насилие и жестокость со стороны силовиков во время протестов вызвали осуждение некоторых церковных иерархов. Из-за своей позиции пострадал католический митрополит Тадеуш Кондрусевич, которого в течение четырех месяцев из Польши не впускали в Беларусь. В разных городах задерживали ксендзов, в Гомеле на 25 суток был арестован священник Владимир Дробышевский, а в ноябре уволился пресс-секретарь Белорусской православной церкви Сергей Лепин, который осудил разрушение народного мемориала Роману Бондаренко. При этом довольно неясную позицию занял митрополит Минский и Заславский, Патриарший экзарх всея Беларуси Вениамин, который на камеры нередко появлялся вместе с Лукашенко.
В большом интервью православный священник Александр Шрамко рассказал, почему молчит Вениамин, как народное сопротивление подействовало на Православную церковь, сколько среди священников сторонников Лукашенко и почему в августе Беларусь покинул митрополит Павел.
— Отец Александр, с начала протестов прошло пять месяцев. Пожалуйста, подберите слово, которое бы поточнее охарактеризовало состояние Белорусской Православной Церкви в это время.
— Самоосознание. Раньше многие ассоциировали Церковь, скажем так, с профессионалами, то есть с епископами, монахами и священниками. Но сейчас определенная часть верующих и простых священников, которые знают проблемы нашего общества, осознала, что именно они и есть Церковь, они ответственны за нее. И если не они скажут свое слово в это время, так кто же еще?
А епископы с кем контактируют? С властями, со спонсорами, с теми, кто им подпевает. Живут в вакууме и неадекватно оценивают происходящее. Хотя, по своему назначению, епископ — это наблюдатель. Он должен сидеть выше всех, смотреть вдаль, разбираться в том, что происходит вокруг, и предпринимать такие шаги, чтобы Церковь двигалась вперед. У нас происходит наоборот. Епископы находятся в изолированном кругу, а к людям ближе простые священники, поэтому и ситуацию в стране они оценивают адекватнее.
— Несмотря на отдельные задержания священников, открытые высказывания епископа Гродненского и Волковысского Артемия, в период кризиса Церковь внешне выглядит довольно молчаливой. Неужели внутри, в кулуарах, не бурлят обсуждения и батюшки с иерархами не разговаривают о происходящем?
— Не знаю, что обсуждают епископы, а священники в большинстве своем понимают: происходящее в стране — это ненормально, и они либо открыто, либо скрыто поддерживают перемены в Беларуси. Просто далеко не каждый священник имеет смелость выразить свой взгляд публично, однако в частных разговорах от них подобное слышишь. Хотя есть среди них и те, кто поддерживает Лукашенко.
— Таких много?
— Тяжело сказать. Мы же прекрасно понимаем, что выражение про три процента поддержки Лукашенко — это метафора. В миру же точно никто не скажет, сколько людей на самом деле поддержали этого человека. Так и с этим вопросом.
Но думаю, что среди священников процент сторонников власти еще меньше, чем среди мирян. Просто у нас есть такая православная традиция: молчать и не высказываться о том, что думаешь.
— Первая серьезная реакция Церкви на события в стране — это отъезд на Кубань митрополита Павла? Он, как утверждалось, якобы отозвал поздравление Александру Лукашенко с победой на выборах.
— Всё не совсем так, как об этом сообщали в средствах массовой информации. Павел как-то вышел в Кафедральном соборе к собравшимся на молебен людям и его атаковали верующие с разными вопросами. И после вопроса о том, почему он поспешил поздравить Лукашенко, митрополит извинился за то, что этим поздравлением кого-то огорчил. Попросил прощения не потому, что поздравил, а потому что кому-то это не понравилось. Прощения не за поступок, а за ту боль, которую кому-то причинил.
По моему мнению, ключевое событие в белорусском православии в первый месяц протестов — это не снятие Павла с должности в конце августа, а именно осмысление Церковью происходящего вокруг. Свидетельством этого стало посещение Павлом в Больнице скорой помощи раненых во время акций протеста. Этим визитом, а также молебнами о выздоровлении пострадавших и крестными ходами он сказал что-то такое, после чего власть почувствовала: Церковь — это не ее идеологический придаток.
— Думаете, что замена митрополита Павла Вениамином произошла не без сигнала в Москву?
— Даже не сомневаюсь в этом. Слышал, что когда в России назначают даже обычного епископа в областной центр, то его кандидатуру все равно согласовывают с губернатором. Лукашенко не полюбил Павла с самого начала. Это, по моему мнению, связано с тем, что он во главе БПЦ хотел видеть митрополита из Беларуси.
Однако у патриарха Кирилла своя политика. Чтобы под контролем держать ситуацию в экзархате, он отдавал предпочтение «своим» иерархам. Митрополит Павел никогда не имел никакого отношения к Беларуси, и его сюда направили, чтобы был здесь глазами Кирилла. Чтобы назначить Павла, он неожиданно для многих снял Филарета, что вызвало растерянность среди его окружения. Есть мнение, что Филарет в 2009-м на Поместном Соборе отдал свой голос за Кирилла — и ему якобы пообещали, что его не будут трогать. Но Филарета все равно заменили.
И самое интересное, что произошло это в один день, 25 декабря 2013 года, с публикацией новости о предоставлении Беларуси Россией нового кредита размером до 2 миллиардов долларов. Новый митрополит пришел в Беларусь вместе с кредитом. Вполне вероятно, что это было предложение, от которого нельзя было отказаться. Но было ощущение, что нового митрополита Александру Лукашенко навязали.
И, как мне кажется, в августе 2020-го власть стала сигнализировать патриарху, что Павла нужно менять. Хотел ли Лукашенко видеть митрополитом именно епископа Вениамиана, этого не знаю, однако всё связано с событиями в стране. Это было сделано не просто так.
— Какое впечатление на вас произвел митрополит Павел?
— Он делал много неразумных и даже разрушительных шагов. Несколько лет назад проходил небезызвестный судебный процесс над бывшим руководителем издательства экзархата Владимиром Грозовым, которого Павел, по словам того же Грозова, публично пообещал посадить, обвиняя в каких-то злоупотреблениях. При этом издательство было очень успешным. В итоге что? Грозова уже выпустили, но издательство буквально развалено, его почти нет. Туда пришли те, кто с долгами не справлялся.
Однако и человеческое ему свойственно. Слышал, что есть епископы, которые довольно жестко разговаривают со священниками. Но подобного не могу сказать ни о Филарете, ни о Павле. Он разговаривал довольно мягко и интеллигентно даже в острых ситуациях. Например, когда в 2018-м он запрещал меня в служении из-за критики патриарха Кирилла, которая дошла до самого патриарха и подпортила атмосферу его визита в Беларусь, Павел только спокойно сказал: «Натворили Вы нам дел», — хотя мог накинуться и накричать.
О человечности свидетельствует его отношение к людям во время протестов, когда он посетил пострадавших в больнице. Это же чисто человеческий шаг, и никакой политической выгоды ему это не принесло.
Он хоть и россиянин, но поддержал литургию на белорусском языке. При Филарете белорусскоязычное богослужение было локализовано в минском соборе Святых Петра и Павла, но Павел позволил служить по-белорусски повсюду, и всё стало зависеть исключительно от желания священников. При нем в Кафедральном соборе начали петь гимн «Магутны Божа» и читать Евангелие по-белорусски. Но он нерешительный. И когда читали Евангелие на белорусском языке, он однажды вышел к людям и спросил: «Вам нравится?» И местные прихожане-консерваторы ответили отрицательно. После этого всё вернули обратно.
— Понял. После назначения Вениамина известный российский протодиакон Андрей Кураев назвал его самым интеллигентным из всех белорусских епископов, который никогда не был запятнан политическими декларациями.
— Это не так. Политические заявления со стороны Вениамина все-таки были, и священники в частных беседах сравнивали епископа Гродненского Артемия с Вениамином как два разных полюса. Ну и что в нем интеллигентного? С разницей в десять лет мы окончили один и тот же факультет радиофизики и электроники в БГУ. Это, разумеется, образование, вызывающее уважение, но оно не имеет ничего общего с теологией. У него обычный путь церковного человека. Учился в Минской духовной семинарии, потом преподавал там… А у нас же есть люди, получавшие образование в Италии, в Германии, служили за границей.
Он не богослов. Если почитать его проповеди, выступления, можно заметить витиеватый, пафосно-непонятный стиль. Складывается впечатление, что каждое слово понимаешь, но все вместе они наводят на тебя, скажем так, Божий туман. Про подобного рода проповедников есть церковный анекдот: «Батюшка такую проповедь произнес! Такую проповедь!» — «А о чем она была?» — «Ай, уже и не помню». Остается в памяти не содержание, а некое общее ощущение красоты благочестивого набора слов.
— До назначения у Вениамина был авторитет среди клира?
— Нет. Он начинал с того, что был викарием Минской епархии, и чего бы то ни было особенного вспомнить о нем не могу. Вениамин создал себе имидж аскета-молитвенника. Это вызывает уважение, однако насколько подобное соответствует действительности, мы точно знать не можем.
— Получается, что тишайший епископ Вениамин был почти идеальной кандидатурой для белорусской власти?
— Да. Может, она даже не ожидала, что он будет до такой степени со всем соглашаться и поддакивать. Кстати, здесь сложилась довольно интересная ситуация.
Раньше самым приближенным к Лукашенко православным священником был Федор Повный, а теперь, на мой субъективный взгляд, Вениамин его заменил и на него больше возлагают надежд и доверия. Повный сейчас оказался сбоку.
— Почему Вениамин молчит и не высказывается о происходящем в стране?
— Думаю, здесь все просто. Это человек традиционного православного взгляда на политику. Иерархия традиционно поддерживает власть. Причем не столько непосредственно, сколько через пассивное согласие, и он это послушно делает.
— В отличие от Вениамина, довольно активно против насилия в Гродно высказался епископ Артемий. Какой формации этот иерарх?
— Он всегда отличался от остальных епископов своими взглядами, позицией и выступал с антикоммунистическими проповедями. В Покровском соборе в Гродно есть иконы, посвященные новомученикам, пострадавшим от советской власти: красноармейцы, которые пытают святых, на иконах напоминают чертей. И к епископу Артемию даже были претензии со стороны силовиков, просили, чтобы сняли иконы. У нас власть любит советское, а он показал, что это всё от дьявола. Он выступал и против БРСМа. Так что, повторюсь, подобных взглядов он был всегда.
Кажется, среди епископов он единственный, кто высказался по поводу событий в стране. Все молчат. Заявления, подобные прозвучавшим от Артемия, можно было ожидать от епископа Бобруйского Серафима, но тот промолчал.
— Могут ли Артемия подвергнуть преследованию?
— А в последнее время епископа Артемия не слышно. Думаю, с ним уже поговорили и о чем-то попросили. У Церкви много рычагов для манипуляции. Необязательно кого-то пугать. Человеку можно просто напомнить о смирении, сказать, что он нарушает те или иные правила.
— А в реальности, насколько много священников, которые в проповедях говорят о проблемах в стране?
— Полагаю, немного. Знаю, что смело в Кафедральном соборе говорил архимандрит Алексей Шинкевич. Все-таки проповедь существует не для того, чтобы выражать через нее свои политические взгляды. Но через нее можно высказываться с точки зрения морали, против того же насилия, о чем, кстати, проповедовал тот же епископ Артемий. А так, Церковь не должна придерживаться той или иной стороны. Она просто должна говорить людям правду, какой она есть, и важно, чтобы Церковь не превратилась в некий политический атрибут.
— Пример Гомельского священника Дробышевского, который выходил на пикеты, — это исключительный случай для БПЦ?
— Необычный. Но, по моему мнению, это фактически была форма проповеди, так как Дробышевский обращался к людям, исходя из христианских устоев. Просто сама по себе подобная публичная форма в Церкви теперь не всем понятна.
— Недавно активно проявили себя и другие священники. Александр Кухта поручился за политзаключенного Игоря Лосика, а Владислав Богомольников в знак поддержки Игоря присоединялся к голодовке. Высока ли вероятность, что их лишат сана?
— У нас все зависит от епископа. В этом случае — именно от митрополита Вениамина, который возглавляет Минскую епархию. Думаю, он, скорее всего, склонен избежать подобной меры. Это может вызвать большую волну если не протеста, то молчаливого недовольства в Церкви, потому что мужественные поступки отцов Владислава и Александра нравственно безупречны, и у многих священников и недуховных вызывают уважение. И даже в значительной степени вернули обществу утраченный авторитет БПЦ.
При этом лишение сана — намного серьезнее, чем освобождение от бюрократической должности, как было в случае с бывшим пресс-секретарем БПЦ отцом Сергеем Лепиным. Хотя в его поддержку под обращением к митрополиту Вениамину и подписалось почти 70 священников. Иное дело, если поступит приказ властей. В таком случае он [митрополит] скорее послушается. Даже если и будет понимать, что это во вред Церкви.
— Выраженный антагонист выше упомянутых священников — матушка Гавриила из Гродно. Она потчевала ОМОН тортом, называла протестующих сектантами с «бесовскими выкриками» и местами напоминала православного мракобеса. Что это за феномен?
— Лично с ней я не знаком и стараюсь держаться подальше от подобных людей. Мне с Гавриилой не о чем разговаривать.
В церковных кругах ее знают как проповедника темных суеверий. Сейчас она выступает с комсомольскими по стилю призывами и напоминает лукашенковского чиновника. Только в Церкви. Она понимает, что нужно говорить то, что от нее хотят услышать. За это ее и любит власть. Вот и всё.
* * *
— Ладно. Затронем еще одну тему. Вопрос, которым осенью задавались многие. Мог ли Вениамин публично поддержать католического митрополита Тадеуша Кондрусевича, которого длительное время не пускали в Беларусь?
— Возможно, мы многого не знаем. Сам Кондрусевич упоминал, что ему во время изгнания звонил митрополит Вениамин. Будем надеяться, что это в какой-то степени была поддержка. Однако Вениамин, скажем так, является представителем ортодоксальной церковной линии, согласно которой, католики — это еретики, поэтому он не очень-то склонен поддерживать их. Самых широких взглядов в этом вопросе у нас все-таки придерживался митрополит Филарет. У него были очень тесные и разносторонние контакты с иерархами разных конфессий. Даже с зарубежными. И в 1990-х он сыграл свою роль в возвращении католикам Кафедрального костела в Минске.
— Не хочу говорить, что дату 25 декабря католики приватизировали на телевидении, но все привыкли в этот день видеть на экранах епископа, который поздравляет верующих з Божым Нараджэннем. Но на этот раз мы увидели православного митрополита Вениамина, который рассказывал о святителе Спиридоне. Что это было?
— Полагаю, это была не его инициатива. Эфир выделяется заранее. Традиционно выступал Кондрусевич, но его на этот раз не было в стране. И, видимо, обратились с предложением к Вениамину, он согласился, и так совпало, что в этот день православные вспоминают святого Спиридона Тримифунтского. Это не самый известный святой, большое богослужение в его имя не проводят, и святого Спиридона стали раскручивать только в последнее время. По популярности это точно не Николай Чудотворец, и ему необязательно было посвящать целый эфир.
— По этическим соображениям митрополит Вениамин мог отказаться от участия в эфире?
— Безусловно, мог. Однако он провластный человек.
Все видели эфир, где Лукашенко говорил ерунду о том, что Кондрусевич по инструкции в Польшу поехал. Вениамин ему поддакивал. Возможно, рефлекторно, но как можно такое делать?!
Понимаете, когда люди уже находятся между собой в хороших отношениях, становится сложно друг другу в чем-то отказывать. Надо же придерживаться дружбы. Единственное, на что хватило митрополита Вениамина, так это во время выступления поздравить католиков с праздником Рождества Христова.
— Значительную часть опоры Церкви сегодня образуют люди пожилого возраста, но в будущем основой могло бы быть более молодое поколение прогрессивных верующих, людей, адекватно анализирующих ситуацию в стране. Нет ли ощущения, что сейчас в их глазах Церковь теряет имидж?
— Да, имидж теряется, и в Церкви это понимают. По моему мнению, часть думающей паствы решили просто не брать в расчет. На них, грубо говоря, просто забили. Эта интеллектуальная прослойка Церкви большинства в общей численности постоянных верующих все равно не составляет. И вообще, в Церкви главная роль принадлежит не постоянной пастве, а людям, имеющим с ней определенные отношения. Во-первых, спонсорам, которые выделяют деньги и строят храмы. Многие из них в церкви не ходят, однако просто ассоциируют себя с православием и, как считают, ради этого должны что-то делать. А во-вторых, значение имеет тот поток, что каждый день посещает храмы, пишет записки, приобретает что-то в церковных лавках и оставляет там деньги. Для таких людей Церковь в основном — это место заказа религиозных треб. Они не оценивают ее деятельность по нравственным или идейным критериям.
— В рождественском интервью патриарх Кирилл позволил себе следующие слова про Беларусь: «Нельзя откладывать в долгий ящик то, что вызывает несогласие в обществе». О чем они свидетельствуют?
— Думаю, это проявление недовольства российских властей. Не думаю, что патриарха кто-то целенаправленно попросил ее озвучить, но подобная мысль где-то могла промелькнуть в частных разговорах.
Проблема Лукашенко в том, что Россия его поддерживает, но при этом им недовольна. Тем, что он так и не сумел купировать протест, действовал напролом, а мог бы, по их мнению, где-то пойти на уступки. На это и намекает патриарх.
Надо было, чтобы все утихло, потому что для российской власти протесты не очень-то приятны. Жители России тоже ведь следят за событиями в Беларуси и могут делать определенные параллели.
— Как в 2021 поведет себя Белорусская церковь?
— Надеюсь на то, что нынешняя власть обвалится, поскольку то, что делает Лукашенко, напоминает агонию. Перемены также повлияли бы на Церковь. Атмосфера в ней, по моему мнению, вернулась бы в то спокойное состояние, как было раньше. Вот, например, в России уже немало священников, которые разочаровываются в Церкви, не видят себя в ней и начинают вести светский образ жизни.
— Считаете, что подобное может произойти у нас?
— Да, при негативном сценарии. Но, с другой стороны, надеюсь, что больше ответственности за Церковь будут брать на себя верующие. В таком случае будет меньше надежд на иерархию, а больше самоорганизации. Что-то похожее на то, что среди светских людей называется гражданским обществом.
— Напоследок задам довольно старый вопрос. Понимаю, что все не так просто, но потенциально возможна ли в Беларуси автокефалия после смены власти?
— Она всегда возможна при определенных условиях. И теперь ее можно в большей степени ожидать от режима Лукашенко, чем от его демократических оппонентов. И назначение Вениамина — это в некотором смысле автокефальный шаг, потому что белорус до сих пор не возглавлял экзархат. И если патриарх продолжит вот так высказываться, Лукашенко может задуматься об автокефалии. Полагаю, не осуществил он ее пока только по одной причине: Лукашенко зависит от Москвы. А так, автокефалия позволила бы режиму заполучить свою карманную церковь.
Что касается возможности автокефалии в случае политических перемен…
Больше всего надеюсь на то, что при реально демократической власти этот вопрос будет решаться исключительно Церковью. Вот тогда и будет настоящая автокефалия. Слово автокефалия означает «сам себе голова», и прежде всего Церкви нужно иметь свою голову, независимую от власти. А вот с этим у Православной церкви всегда проблемы.
Комментарии