Представитель Тихановской в Киеве когда-то чуть не погиб в Афганистане, а его отец сидел с Солженицыным
Глава Миссии демократической Беларуси в Киеве Геннадий Манько в новом выпуске «Ток» рассказал о своей семье.
Об отце
Отец Манько в 17 лет, в 1948-м, был приговорен к высшей мере наказания. Но в то время действовал мораторий на смертную казнь.
«Он был приговорен по 58 статье (измена Родине) и 64 (попытка изменения строя неконституционным путем). Он был задержан. У них была группа 25 человек. Пять человек при задержании сразу расстреляли. И вот эту группу судили», —
рассказал Манько и уточнил, что до конца не знает, что это за группа. Отец на пенсии написал воспоминания, которые пока в необработанном виде. Он умер в 2021-м на свои 90 лет, но сын не смог приехать.
Срок заключения отец Геннадия отбывал в Республике Коми и Экибастузлаге, который был в Казахстане. О том, что его отец сидел в одном лагере с Солженицыным и с ним встречался, Геннадий узнал случайно, когда встретил отца на почте и увидел, что тот получает некий перевод от «Фонда Солженицына».
По словам Геннадия, в лагере его отец не знал, кто такой Солженицын, рассказавший позже в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ» о восстании в лагере, которое произошло в конце января 1952 года.
«Когда было восстание в лагере, отец был с украинской группой товарищей, которые в основном и организовывали это восстание. В лагере находилось много людей из Западной Украины. Из-за того, что фамилия Манько, его привлекли как украинца, как западенца», — объясняет Манько.
Его отец никогда не ругался матом и с конца 1980-х годов разговаривал на белорусском языке.
Про деда
Дед Геннадия был арестован в 1939 году на территории современного Ивацевичского района. О его дальнейшей судьбе ничего не известно.
«Там есть поместье Югалин. Оно принадлежало Воронцовым — потомкам Пушкина. Были графы. И мой дед был там управляющим. Занимался лесом, лугами. Как позже оказалось, дед учился в институте в Санкт-Петербурге. Звали его Иванов Даниил. Он ушел в 1914 году добровольцем на фронт. Очень хорошо воевал, был кавалером не одного Георгиевского креста».
Как рассказал Манько, его дед был и в составе армии Станислава Булак-Балаховича. «Я и мой отец (с конца 1950-х годов) занимались его поиском. Он руководил одной из крупных банд, действовавших на территории Беларуси. Об этом мы узнали из переписки с государственными органами, хотя очень скрывалась история и по сей день по его теме закрыты архивы».
Манько смог ознакомиться с 18 протоколами допроса:
«Это тот человек, который захватывал отдел ВЧК в Койданове. Это была политическая банда. Воевали с советской властью. Много историй, связанных с Савинковым и «Союзом защиты Родины и свободы». Дед входил в штаб армии Булак-Балаховича. Есть фотография, где он вместе с генералом. Он участвовал в походе, когда дошли до Мозыря и захватили его. И ему, как я прочитал, было предъявлено обвинение за это. Там много детективных историй. Практически вся семья деда была расстреляна. О нем знали в отделе ГПУ.
Есть книга «Чекисты», написанная при Советском Союзе. И там есть старший майор госбезопасности Сыроежкин. Так вот он внедрялся в банду. Вот он описывает момент встречи с моим дедом.
В 1939 году пришли и арестовали деда. Дальнейшая судьба неизвестна. Решений никаких нет — «отправили в Москву в распоряжение руководства НКВД». И все, пропал. До сегодняшнего дня больше ничего не известно. Мать и сестру его расстреляли. Забрали все имущество. Об этом написала историк Нина Стужинская. Ее статья есть в книге «Крестьянский фронт 1918-1922 гг.».
О службе в Афганистане
Геннадий Манько был призван на службу в Советскую Армию в 1987 году. Был направлен в Кушку (ныне — Серхетабад в Туркменистане) в разведывательный батальон. Оттуда попал в Герат. Служил в разведроте до вывода советских войск в 1989 году. Затем попал на Дальний Восток. Служил на Южном Сахалине.
«Я мог не попасть в Афган. Когда у нас была пересылка, пришел офицер и спросил, есть ли кто из Барановичей. Я откликнулся. Смотрю, знакомое лицо человека. Он меня всего на четыре года старше (я немного позже пошел служить). Он уточнил, чем я занимался и где. Я сказал, что борьбой. Назвал тренера и место. Оказалось, что мы в соседних залах занимались. Выяснилось, что у нас куча знакомых. Он говорит: «Ты куда?» Я ответил, что в учебку в разведбат. Он сказал: «Ты что, больной? Давай, иди ко мне. Будешь здесь в спортроте. Будешь заниматься. Два раза съездишь в отпуск. Ты просто не понимаешь, куда идешь». Я отказался», — отметил Манько.
Вспоминая события войны, Геннадий рассказал, что подорвался на двух минах на боевой машине пехоты. «Мы занимались в основном засадными действиями. Была операция «Заслон», и все подразделения по периметру (Пакистан, Иран), где можно было (остальная часть со стороны Индии — горная и непроходимая), занимались засадами, чтобы предотвратить ввоз оружия на территорию Афганистана. Однажды мы возвращались из района засады. Очень долго не спали.
Это было 10 октября 1987 года. У меня был земляк — Николай Прищец из-под Солигорска. Так как я был ночью на фишке, поработал, то он мне сказал, чтобы я шел «в десант» и ложился спать.
Я лег в этот десант, но мне не спалось. Была плохая погода. Потом мы остановились. Был перекур 10 минут. Мы поменялись. Поехали. А я лег в левый десант, он в правый на мое место. Я там еще подстелил бронежилеты (их было четырнадцать, все люди их сняли), чтобы выровнять пол. И набросали спальников. Вот он лег на эти броники. И еще один человек с ним.
А я залез в левый десант, потому что была плохая погода. Весь десант был загружен оружием. Я залез на самый верх впритык. И тут подрыв на двух минах. Мой друг погиб. Пять человек было контужено <…> Со мной ничего не произошло < … > Я мог «закосить» и уехать. Ротному оторвало ногу».
Как вспоминает Манько, экипаж сразу попал под огонь. Пришлось отстреливаться. И держаться всю ночь.
«Нас осталась машина людей. Мы еще ночевали эту ночь и охраняли машину в круговой обороне. Заминировались по кругу и полночи рвались и сигнальные мины, и мины, которые мы вокруг заложили. К утру приехали и нас эвакуировали».
Смотрите полностью:
Комментарии