«И при этом новые варвары ведут себя так, будто до них жили только какие-то идиоты»
Ради кого или ради чего писать книги в трагическое время бесконечных утрат? Какой язык можно выразить боль? Чем является сегодня временный вид на жительство в понимании изгнанников с родины?
На эти и другие вопросы Радыё Свабода попросило ответить поэтессу, переводчицу и журналистку Сабину Брило, которая уже третий год вынуждена жить за пределами Беларуси.
«Мы стоим у конца края и спорим о том, в чем плохо соображаем…»
— Недавно вышла ваша новая книга «У конца края». Когда видишь такое название, так и представляется край как обрыв чего-то — дороги, поля, жизни. Но тут у обрыва есть еще и конец. Какой-то многократно умноженный трагизм ощущается под обложкой с таким названием. Так ли это на самом деле задумывала автор книги?
— В последнее время я стала слишком серьезной, и мне это очень не по нраву. Такая страшная, неуклюжая, небрежная, дикая жизнь — а еще и ты в ней с кислым лицом, не способный засмеяться. Но в названии книги я все же позволила себе игру, и кое-кто из моих читателей (мой читатель — неширокий близкий круг), думаю, поймает этот мячик, летящий из прошлой книги «Я и другие люди». Последнее стихотворение той книги было написано в 2018 году:
в конце света стояли и спорили
это конец или край
ты сказал: что бы это ни было,
здесь надо целоваться
Мне очень важно придавать вещам смысловую и формальную нагрузку. И между своими книжками я перебрасываю «мостики». Вторая книжка была связана с первой («Это буквы») через титульное стихотворение, теперь перекличка с предыдущей происходит через название.
Книжка «У конца края» долго складывалась (мне было нелегко собрать и обе предыдущие, так как очень скучаю работать с собственными архивами). После того как Дмитрий Строцев предложил мне издать тексты в его издательстве, я трижды изменила концепцию книги. Сначала думала издать последние стихи, потом — лучшие (в книжки очень уж привлекательный дизайн, хотелось украсить его супер-содержанием), но наконец остановилась на том, что издам по принципу «новые и короткие». А поскольку коротких стихов у меня много, отбирать их было нелегко. Так что от предложения Димы до верстки прошел, пожалуй, целый год. Рабочее название книги было «Короткие стихи о войне и мире». Я составила ее в ноябре во время литературной резиденции в Вентспилсе, прислала Строцеву после десятого декабря, и уже через несколько недель, под Новый год, получила готовую верстку.
Под обложкой, конечно, трагизм нашего времени: там тридцать стихотворений, написанных с 2019 по 2023 год. Мы стоим у конца края и спорим о том, в чем плохо соображаем…
«Номерные книги могут иметь и чудодейственное значение»
— Издатель и автор объявили, что экземпляры изданной книги — номерные. У каждого читателя будет экземпляр со своим номером. В чем загадка этой нумерации? Чистая арифметика или цифры с кодом от двери, за которой спрятано чудо?
— Номерные экземпляры — особенность издательства hohroth. Эта инициатива происходит из Германии, и она довольно известна и уважаема в Европе (зарубежные друзья говорят: о, круто, издано в hohroth!). Кроме Германии, отделения hohroth действуют в городах других стран. Дмитрий Строцев основал в Берлине издательство hohroth Минск и уже выпустил одиннадцать книг, среди которых поэзия Насты Кудасовой, Андрея Хадановича, Артура Комаровского и других современных белорусских авторов, а в переводе изданы стихи украинца Сергея Жадана.
Книжки hohroth делаются не в типографии, а на современном домашнем оборудовании, вручную. Не нужно заряжать типографские машины на определенное количество экземпляров, поэтому можно производить столько книг, сколько надо — под индивидуальные заказы, к презентации, для магазина и т.д. Номера, как я понимаю, порядковые, но ведь можно наделять их любым значением, даже и чудодейственным. В мире не так много случайных вещей. Номер, который тебе выпал, что-то да значит.
«Лишь бы что-нибудь говорить во время ужасной катастрофы, в которой мы оказались сейчас все вместе»
— На днях в социальных сетях не на шутку разгорелась дискуссия о стихах, точнее, о том, можно ли причислять к поэзии нерифмованные произведения. Ваш пост в тех спорах начинается довольно резко: «Что может быть сейчас более тупым, чем дискуссия о том, как должны выглядеть стихи, где основной вопрос в том, нужно, чтобы была рифма, или нет?» А какой он, по-вашему, сегодня — главный вопрос поэзии?
— На самом деле мой пост был шутливый, хотя и начинался он так сурово. Я не знаю, почему до сих пор происходят споры вокруг рифмы — думаю, это просто наше спасательное шумовое поле: просто забалтывание, базар — лишь бы что-нибудь говорить во время ужасной катастрофы, в которой мы оказались сейчас все вместе. Надо говорить хоть что-то, хоть о чем-то, занимать себя болтовней, чтобы как-то терпеть эти абсолютно дикарские время и пространство. У нас не хватает слов, чтобы говорить о невыносимом, и мы щебечем абы-что, чтобы заглушить бесконечный гул воздушной тревоги.
Что касается главного вопроса поэзии — я не знаю, какой он сегодня. Думаю, сегодня главный вопрос всего и всех — уцелеть и сохранить то, что наработали и оставили в наследство добрые и умные люди, жившие до нас. В мире уже столько сформулировано идей, столько рассказано историй, столько чудес требуют к себе внимания…
И при этом новые варвары ведут себя так, будто до них жили только какие-то идиоты, которые всю историю только и делали, что с помощью войн делили между собой деньги, территорию и различное движимое и недвижимое имущество.
Наверное, один из главнейших вопросов поэзии (как и философии) — как быть, когда самым простым выходом кажется «не быть». Люди, жившие до нас, переживали то же, что переживаем мы. Мы знаем об этом благодаря тому, что некоторые из них формулировали и записывали. Если мы хотим поддержать тех, кто придет после нас, мы должны продолжать это дело. Потому что вряд ли сможем оставить им лучший мир.
«Когда я пишу любой текст, я помню о том, что его может читать «третья сторона»»
— И еще одну вашу цитату хотелось бы здесь привести: «Что бы ты ни писал, думай о двух вещах: 1) о недоброжелателе, который читает, и 2) о вечности». О чем сами думаете, когда пишете стихи безымянному читателю или письмо подруге в тюрьму?
— Когда я организую поэтическое высказывание, я разговариваю с собой или с кем-то, кого представляю как вечность. Может, я просто хочу его заинтересовать, как-то к себе заманить, пришептать… Надеюсь, что он со мной заговорит, и тогда я уже запишу себе наш диалог. Думаю, когда-то я мечтала встретить живого человека «такого же, как я» — наверное, некоторые тексты создавались в надежде найти его среди множества других. Такая, знаете, удочка, на которую ловят человечков. Но теперь я, кажется, устала это делать.
О чем думаю, когда пишу? О том, что пишу, и о безопасности тоже — своей и адресата. Всегда, когда я пишу любой текст, я помню о том, что его может читать «третья сторона». И хотя я не знаю ни одной военной тайны, на письме я довольно сильно контролирую высказывание.
«Временное вид на жительство — хорошее определение сегодняшней человеческой жизни»
— Живя в Вильнюсе уже более двух лет, вы довольно активно переводили произведения литовских литераторов. А недавно получили государственный сертификат на владение литовским языком. Дает ли он вам какие-то преференции в переводческом деле и в отношениях с государственными органами, которые занимаются делами легализации белорусов в Литве? Какой, Кстати, у вас там статус сейчас?
— За это время я перевела несколько десятков стихотворений Гинтараса Граяускаса и его фантастически-философскую повесть о рыцаре и драконе. Мы уже много рассказывали о ней читателям, но издатели никак не возьмутся ее издать. Также перевела несколько статей для медиа, вот и все.
В январе я прошла интенсивные курсы литовского языка в Вильнюсском университете на уровне В1. Было трудно, но очень интересно и полезно. Подобралась классная группа: все семеро студентов были из разных стран, все очень интересные, и общались мы преимущественно на литовском. Хорошо понимаю язык, но пока не могу говорить на нем. У меня такая проблема со всеми теми языками, которые понимаю: трудно говорить.
На курсы я ходила ради самой себя и за свои деньги. Никаких преференций в Литве я не имею, и сертификат мне их не дает. Но у меня в Литве очень хорошие друзья и знакомые, которые иногда помогают мне жить. То пригласят в театр, то на кофе, то закажут написать статью. В февральском номере литературного журнала Metai выйдет мое очередное эссе — литовцы интересуются нашей жизнью.
А литовским языком со мной сейчас занимается бывшая университетская преподавательница, автор одной из лучших книг по литовской грамматике. Когда жить очень тяжело, а иногда невыносимо — человек идет к человеку. И человек делает чудо, чтобы ты в очередной раз вспомнил, что Бог есть.
В Литве я сейчас живу в ожидании очередного временного вида на жительство. Ожидание немного подзатянулось, и это меня, конечно, нервирует. Временное вид на жительство — хорошее определение сегодняшней человеческой жизни.
«Иногда думаю о том, что глупость — очень хорошее средство от боли»
— Какие светлые чувства и обнадеживающие новости принес вам хоровод рождественских праздников? Какие стихотворения были написаны в новом году?
— Когда составляла новую книгу, выяснилось, что в прошлом году написала мало стихов, может каких-то десятка два. Язык коллапсирует, слов не хватает, все слова — «не то», хочется просто махнуть рукой: «Что говорить!». В себя углубляться не менее страшно, чем в новости. Иногда я думаю, что глупость — очень хорошее средство от боли. Просто не думай. Не ищи ответов на вопросы, когда чувствуешь, что дошел до дна в своих поисках. Но ведь ты знаешь (зачем ты это знаешь?), что дна не существует. А значит, можно светить своим вопросом, как фонариком, в другие части пространства. Продолжать искать (зачем?!).
Для меня лично год и закончился, и начался неплохо. Мы встретили его в Вильнюсе на Кафедральной площади, потом абсолютно стихийно организовался праздничный стол для хорошей компании наших друзей и хороших знакомых. А потом на курсах литовского языка я даже почувствовала радость (которой не испытывала давным-давно). Я очень скучаю по настоящей радости. Это действительно лекарственное средство. Так не хочется быть тяжелым, мрачным человеком. И стихи хотелось бы писать легкие, веселые. В январе я написала два — но они, к сожалению, не такие.
Короткие стихи о войне и мире
* * *
время пришло
говорит: ну что
ты не готов
а я пришло
ты говоришь:
заходи, садись
не предупредило
теперь жди
* * *
повсюду война
а ты
никогда не хотел победы
сначала надеялся, что поймут
потом — что просто не тронут
теперь одного желаешь:
чтоб не заметили
* * *
Я спросил Бога, видит ли он каждого человека.
Бог недолго подумал (мне показалось, он что-то считает в уме)
и сказал: понимаешь, я знаю, что вижу тех, кого вижу,
но я не уверен, что тех, кого я не вижу, не существует.
* * *
Возьми надежду, всяк сюда входящий.
Используй аккуратно и по делу.
Не рви, не пачкай, не ломай детали.
На выходе оставь ее другому.
Малітва найноўшага часу
…камень мой штодзённы дай мне сёньня
і падсунь бліжэй майго бліжняга
каб дакладна мог я патрапіць
яму ў патыліцу
* * *
ничего парадоксального
чисто формальная логика:
тяжело без человека
с которым легко
* * *
жыцьцё маё склалася лепш, чым мусіла
горш, чым магло б, —
напісаў чалавек эпіграф да біяграфіі
і падпісаў:
а можа, наадварот
* * *
каждый живой виноват перед мертвым
сытый — перед голодным
смеющийся виноват перед плачущим
любимый — перед брошенным
столько вокруг тяжко виновных:
сбежавших перед пойманными
верящих перед отчаявшимися
раненых перед убитыми
* * *
у нас для вас гуманитарная помощь —
чистые тряпочки,
в которые надо молчать
берите,
понадобятся
* * *
незапертая
стоит чужая беда —
сел и поехал
Комментарии