Откровенный разговор с Ольгой Паук: о политике, звонках чиновникам, родственниках-ябатьках и разочаровании в браке
Многие знают Ольгу Паук как блогера «Рудобельской показухи», которая не дает белорусским чиновникам спать спокойно, уже много лет задавая им неудобные вопросы. За это государство «подарило» ей букет уголовных дел.
Недавно она была избрана вице-спикером Координационного совета. Но если вам интереснее почитать не о политике — мы также поговорили с Ольгой о белорусском образовании, жизни без паспорта, неприятных открытиях в браке, родственниках-ябатьках и том, что помогло ей вырваться из мыслей о суициде.
О Координационном совете и боевой прабабушке Маланье как жизненном примере
«Наша Ніва»: 25 мая состоятся выборы в Координационный совет. Офис Тихановской заявляет, что их проведение не подготовлено, вы на своей пресс-конференции в тот же день это оспариваете. Так все-таки, остаются ли проблемы на данный момент?
Ольга Паук: Мы готовы к выборам. Наиболее сложным в подготовке был этап формирования избирательной комиссии, потому что члены подверглись репрессиям, обыскам в Беларуси, и очень много хороших людей отказались быть в ней, потому что это как раз публичная работа, а у людей родственники в Беларуси, которых они не хотят подставлять. Это для нас стало вызовом, заняв больше времени, чем мы рассчитывали.
По технической же части все давно готово, сейчас мы тестируем платформу для голосования внутри КС. Позже будет изложен код для ее контроля другими IT-специалистами. По-моему, раз Павел Либер отвечает за это, здесь знак качества.
На самом деле, я не могу понять, в чем была конкретно проблема и предмет критики — возможно, только в том, что решение по поводу даты выборов не было согласовано с остальными демократическими силами — там были противоречия, и мы не смогли прийти к единому мнению на этот счет. Я думаю, что вся критика пошла из-за этого, а не потому что КС не готов.
«НН»: Критики в сторону КС хватает. Можете назвать топ наиболее крутых вещей, на ваш взгляд, которые сделал Совет за последнее время?
ОП: Важно отметить, что еще будет опубликован отчет. Но мы принимали участие во многих важных для Беларуси вещах. Например, слушаниях по вопросу освобождения политзаключенных. Международная группа участвовала в стратегическом диалоге с США. Также представители КС входят в контактную группу Беларусь-ЕС. Из последнего — конференция Полка Калиновского и сбор на FPV-дроны для подразделения БПЛА имени Никиты Кривцова.
Но если не заглядывать ни в какие списки, я вот в белорусской политике активно с 2015 года: была членом ОГП, потом — «Говори правду». И еще с тех пор я наблюдала главную проблему белорусской оппозиции — невозможность объединиться вокруг хоть чего-нибудь. А КС все же показал пример взаимодействия. Не все было гладко, но только у Лукашенко так бывает: все голосуют одной рукой тихо-мирно.
А во фракциях КС есть такие активисты и политики, которые между собой не дружат, но когда они делают общее дело, то отказываются от старых обид. И когда я за этим наблюдаю, у меня сердце радуется.
«НН»: Раньше вы говорили, что еще не знаете, будете ли сами участвовать в выборах, что-то изменилось?
ОП: Значительная часть фемфракции, в которую я вхожу, собирается отделиться от Координационного совета и строить свой личный бренд феминистского движения, оставшись не столько на базе политики, сколько активизма и НГО.
Но некоторые подруги из фракции, в том числе я, собираются баллотироваться в КС отдельными активистами или войдя в коалицию с другими.
«НН»: Когда вас избрали вице-спикером КС, вы объясняли, что у вас задача — сделать деятельность Совета более прозрачной, доступной народу. Но я так и не поняла вашу мотивацию в этой дополнительной нагрузке, какая она лично для вас?
ОП: Вот как раз записала все со вчерашнего совещания фракции, еще не оформила протокол, но сегодня это сделаю и поделюсь со всем КС в большой группе на 2,5 тысячи подписчиков (демонстрирует блокнот с записями). А последнее время практику ведения протоколов отменили, и мы не знали, о чем группы рабочие там говорили.
А отвечая на ваш вопрос, тут тогда нужно ответить, почему я вообще Ольга Паук? Таков мой характер: я человек участия, и это у меня со школы. Если где-то происходила какая-то несправедливость, я всегда вмешивалась. Даже учителям объявляла молчанку, когда, например, замечала, что у них есть любимчики в классе. Любимчиком могла быть и я, но мне все равно это не нравилось.
Когда я вижу, что что-то идет не туда, а я молчу, мне от этого очень плохо физически.
В Совет я попала как блогер «Рудобельской показухи». А ведь ее мы тоже построили на том, что не согласились с несправедливостью по отношению к людям в нашем поселке. Одна из моих дополнительных мотиваций — весь опыт политического образования где-то надо применять. Многие белорусы, которые заканчивают много курсов, как и я, гоняют там в Брюссель, а после задаются вопросом: и что делать с этим? И вот КС — та площадка, где можно знания применить на практике.
«НН»: Вы как-то высказывали предположение, что, возможно, из-за того, что мать родила вас недоношенной, вы так с пеленок и боретесь…
ОП: Я из маленькой деревни Гать в Октябрьском районе. И со всей деревни я такая одна дураковатая (улыбается). Я всегда себя странно чувствовала и в школе, и дома. Половина моих родных вообще — ябатьки. И не было вокруг людей, с которых я могла бы взять пример.
Отец вечно был то на работе, то на гулянках, мать тоже работала. Я не ходила в детский садик, с двух лет за мной ухаживала прабабушка Маланья (она уже, к сожалению, умерла, но дожила до 98 лет). Прекрасная была женщина, прошла войну. Все детство она мне рассказывала разные интересные истории. Одна из них — как она вышла замуж. Ее семья была очень состоятельной и искала такого же состоятельного жениха.
А прабабушка любила своего Соколика. Но отец ее все равно отдал за нелюбимого. И что она сделала? В постель брала топор, клала его между собой и мужем. Тот так неделю потерпел и выгнал ее, она домой вернулась. Прабабушка мне говорила: «Я какая пошла, такая и пришла». И вышла замуж за своего Соколика. Так вот я думаю, что Маланка моя, пожалуй, больше всего могла повлиять на мои ценности.
«НН»: Но что для вас стало триггером для включения в активное действие? Ведь вы сами как-то говорили, что особенность вашего поселка в том, что ближайший город находится на расстоянии 70 км, люди варятся в «собственном соку». И если не уезжать, то все просто тихо сидят и терпят, даже если что-то не нравится, потому что иначе начнутся проблемы (в принципе, вы подтвердили это, потому что из-за блогерства и активизма вы потеряли работу, у вас были обыски).
ОП: Здесь сыграла роль встреча с Андреем Пауком. Непосредственно наш дуэт семейный стал началом политического пути: Андрей меня вдохновил своими песнями и стихами. Они же были не о любви, а о политике (многое из того, что он сегодня поет с Маргаритой Левчук, написано еще в те годы). И я сказала ему, что нужно творчество показывать, подтолкнула к этому. И когда это стало вылезать шире, то мы узнали, что у нас в Октябрьском есть член Объединенной гражданской партии, и таким образом мы с ними подружились, а они нас приобщили к политическим активностям.
Потом мы начали разбираться во всех процессах глубже, я стала наблюдать за выборами. А вот когда уже в «Говори правду» перешла, то поняла, что важно работать с чиновниками — я персонально поняла, что без их участия значимые для района дела не сделаешь. Поэтому начала использовать легальные возможности взаимодействия: писала запросы, собирала подписи жителей, ходила на личные приемы, и это делало мою работу основательной, многое в районе выправилось на пользу жителям.
ПАУК — о разводе, чиновниках в плену, Дегелько, трасянке, «Красной зелени» и Левчук
«НН»: При всей критике в сторону «Говори правду», не было после сожаления, что вы были их частью?
ОП: Я не считаю, что как-то себя запятнала. Я знаю все эти разговоры, и, вероятно, они не были безосновательны. С другой стороны, о ком их нет? Но ГП показали мне пример здоровой организации. Мне было с чем сравнить: в Объединенной гражданской партии всегда были какие-то скандалы-интриги-расследования, и люди оттуда уходили. А в «Говори правду» как-то умели с людьми работать, особенно Андрей Дмитриев.
Мы собирались вместе, и он мог сказать: «Давайте, высказывайте, все, что думаете, в том числе обо мне, будем обсуждать».
И еще меня поразил момент, когда выбирали, кто пойдет на выборы 2020 года. Короткевич с Дмитриевым были равны, выбор был между ними. В обсуждении участвовали люди из регионов, и женщина из Бобруйска встала и сказала: «Если вы выбираете Татьяну Короткевич, то мы со своей командой участвовать в этом не будем». А тут Татьяна сидит, и нормально это все было, рабочий момент.
Та же программа «Робім разам» — с одной стороны, они красили лавочки, как о них потом говорили, но параллельно общались с людьми, подписывали на свои рассылки и собирали большие компании. Мне это казалось крутой инициативой.
О феминизме, суицидальных мыслях и жизни с бывшим мужем под одной крышей
«НН»: 40 процентов гендерной квоты в Координационном совете — это идея существовавшей фемфракции?
ОП: Для этого мы, можно сказать, и объединились во фракцию с правом голоса. Я лично считаю это очень важным, ведь на белорусских женщинах держится все: и быт, и семья, и образование, и медицина. И если мы вспомним 2020 год, никто не скажет против того, что женщины в итоге сделали революцию.
Я сама мать двоих детей, в эмиграции, в разводе. И я понимаю: если тебе нужно наравне бодаться с каким-то мужчиной, у которого есть жена, которая уже взяла на себя большинство бытовых вопросов, то это неравные условия. Поэтому мы уверены, что белорусская женщина заслужила право быть представленной на политической арене.
«НН»: Когда вы сами почувствовали: я — феминистка?
ОП: Помню, где-то в 2018 году я попала на феминистский курс для женщин в политике и активисток из НГО — это был лучший курс в моей жизни. Там я с удивлением узнала, что была феминисткой всегда. Была не согласна в своей семье, что мать выполняла больше дел, а отец только гулял и денег не то чтобы много приносил.
Еще раньше, как поехала на турслет с Ветковским коммунхозом — помню, мужчины там себя вели странно: сами ходили заигрывать с девушками из других районов, а когда я завела курортный роман с пацаном из Петрикова, с утра отхватила «леща». Меня начали отчитывать: а как это ты с нами приехала, а ходишь «в Петриков» погулять? И тогда мы еще поспорили о равноправии в плане отношений. Я тогда была так взбешена от риторики: если у мужчины много женщин, то он крутой, а если у женщины много, то она — гулящая. Я настолько была с этим несогласна, что мы там чуть не подрались с теми ребятами.
Мой феминизм — о равноправии, не столько о гендере. Для меня здоровый мир — когда гендера нет вообще, когда люди не обращают внимания на твой пол. Нужно прежде всего видеть человека, а потом уже его половой орган.
«НН»: Не могу не спросить о ваших отношениях с бывшим мужем. Со стороны выглядело очень красиво: два активиста нашли друг друга, Андрей просит чиновников признаться вам в любви на площади, сильный творческий тандем. А потом выясняется, что вы были на грани суицида в то время.
ОП: Вы правильно заметили, что мы были активистами. Мы на самом деле соратники с Андреем Пауком, и нам не нужно было жениться вообще. Мы никогда не были той самой семьей, нам надо было дружить, делать общие дела… Но думаю, здесь сработал возраст и та атмосфера в которой мы находились: небольшой поселок, где таких двух дураков на весь район больше не было (улыбается).
Родился сын, потом дочь — это было для меня так тяжело! Мне тогда казалось, что этот период никогда не закончится. Андрей не был отцом мечты. Он флиртовал с другими женщинами, я это видела и чувствовала себя очень некрасивой, страшной даже, брошенной, одинокой.
Еще Андрей часто кричит, сейчас я уже к этому привыкла, а тогда оно давалось непросто.
Я на тот момент еще продавала машины: в районе нас начали притеснять, не давали мне работать в школе из-за политических взглядов, поэтому я ушла в коммерческую сферу. А я ненавижу продавать всем сердцем! Помню, когда у нас был первый обыск в 2019-м, дома был такой страх! Потому что я возвращалась домой ближе к девяти вечера, а дети маленькие, кормить надо, ничего не сделано… Из-за всего этого вместе у меня появились суицидальные мысли.
Что мне помогло? Психотерапия. В Беларуси она, конечно, очень дорогая на наши зарплаты. А в местечке таких специалистов вообще нет. Я пошла к психиатру в нашу поликлинику, говорю: Дайте мне что-нибудь, у меня навязчивые суицидальные мысли. Они были шокированы там, так как как раз в этот момент я с ними бодалась за то, чтобы в районе появилась первая машина скорой помощи. А тут сама: помогите!
Тогда мне выписали таблетки, которых в районе вообще негде было достать. Чтобы их купить, нужно было ехать в Бобруйск или Гомель. И никуда я не доехала, развелась, уволилась с той работы и все — больше не хотела умирать.
«НН»: Когда вы написали, что впервые в жизни купили себе кольцо — просто так, а раньше не могли себе позволить даже красивое белье, одежду, пропаганда разнесла этот пост, мол, вот экс-муж был тираном, посмотрите. Это действительно было об этом?
ОП: У нас были такие моменты, когда Андрей мог сказать: «Ты некрасивая, фу. Остальные посмотри какие красивые, а ты нет». Когда мы расписывались (у нас не было какой-то пышной свадьбы, мы такого не хотели, но я накрасилась, красиво оделась), он на меня посмотрел, и такой: «О, а я думал будет хуже». Это не физическое насилие, но было тяжело.
У меня внутренний мир настолько сильно изменился, что, помню, когда уже в разводе я шла на встречу с мужчиной, даже не романтическую, то боялась, что тот меня не узнает: ведь на фотках я более-менее выгляжу, но это же случайно!
Внутри я чувствовала себя такой лягушкой, такой страшной, в сотни раз хуже, чем на снимках. И мне потребовалось более двух лет психотерапии, чтобы выровняться. Сейчас я уже невосприимчива к оскорблениям, даже если бы кто-то хотел меня обидеть. Раньше же я была такой женщиной, которая позволяла с собой себя так вести. Я соглашалась на такие отношения, мне было окей. Это был и мой выбор.
«НН»: При этом вы продолжаете жить с бывшим мужем под одной крышей?
ОП: Для нас это нормальная ситуация, потому что, во-первых, я хочу, чтобы Андрей разделял со мной заботы о детях. Не хочу быть Жанной Д'Арк, которая все взяла на себя и тянет. Во-вторых, снимать две квартиры в Вильнюсе — не с нашими доходами, слишком дорого. А в-третьих, когда мы развелись, то начали вести себя как два отдельных взрослых человека, без обид. Он живет своей жизнью, а я своей. Наши дети — та точка, где мы пересекаемся.
Но могу сказать, что я исполняю прежние роли: готовлю, стираю, убираю и делаю это для всех. Андрей платит за квартиру, покупка еды и одежды обычно на мне.
О блогерстве, главном вопросе чиновникам и политических амбициях
«НН»: У вас достаточно много направлений деятельности, как бы вы сами обозначили свои главные роли?
ОП: Во-первых, я себя считаю дочерью. Я сестра и мать. Именно в таком порядке. Я подруга для многих людей. Если идти в профессиональную сферу, то прежде всего я учительница, это мое самое любимое дело, от которого я никогда не устаю и которое приносит мне основной доход на сегодня. Потом я активистка и политик. И после уже — практикующий коуч: я обучалась 9 месяцев в украинской школе. Но у меня есть мечта: когда у меня будет достаточно денег — пойти учиться на психиатра.
«НН»: А что с блогерством?
ОП: Забрасывать тоже не собираюсь. Я считаю очень важным то, что я делаю. Сейчас у нас ограниченные возможности, мы не можем разговаривать с белорусами напрямую, но все же звонить чиновникам, я считаю, это очень важное и уникальное дело. Поэтому буду делать это, пока есть силы.
«НН»: Внутри страны у вас были прямые результаты вашей активной деятельности — то же приобретение машины скорой помощи или сливы реальной статистики по ковиду. Какой ваш звонок к чиновникам уже из эмиграции, которая длится четвертый год, вы считаете наиболее эффективным?
ОП: Мы немножечко знаем инсайдерскую информацию, что для чиновников наши звонки — проблема. Даже закон приняли, по которому, если чиновнику не нравится разговор, он имеет право бросить трубку. Я считаю, что это приняли в том числе из-за нашей деятельности. Моя цель — показать, какие люди принимают решения в этих кабинетах. Они говорят, что мы их каким-то образом дискредитируем, но ничего делать для этого не нужно, им достаточно самим открыть рот.
Больше всего я запомнила звонок в Могилевский облисполком, после которого там не положили трубку, думая, что сделали это. Я назвала тогда какое-то вымышленное имя, и они начали обсуждать: «Будем ее сливать? Ага, будем». И назвали фамилию кагэбэшника. Так мы узнали, что каждый, кто задает «не тот» вопрос, будет слит в органы. Это прямое доказательство диктатуры.
«НН»: Из тех чиновников, кому не дозвониться, кого бы хотелось набрать и что спросить?
ОП: Для меня как для учительницы, матери и женщины самый больной вопрос — то, что делают с детьми в школах — тотальная милитаризация. Малыши стоят с автоматами в руках, улыбаются, и это нормально. Война и субботники — все, что им предлагают.
Я бы очень хотела поговорить с человеком, который первым отдал приказ на такие вещи. Что у него в голове? Есть ли у него дети, внуки? Хотел бы он, чтобы его детей таким образом воспитывали?
«НН»: Практический вопрос: как вам живется без белорусского паспорта?
ОП: У меня есть трэвел-документ, но я вожу с собой и паспорт, который закончился, на всякий случай. Если честно, без белорусского паспорта стало даже легче. Вся моя какая-то ностальгия по родине сдулась 24 февраля, когда началась война и когда я поговорила с людьми. Я вопила, готова была бегать по потолку, не знала что мне делать. Писала подругам из колледжа, из школы: «А что вы? А может, хоть голубя поставьте на аватарку?». Хотелось понимать, кто вокруг тебя.
Господи, чего я наслушалась: что политикой они не интересуются, что это не их дело. Еще — что страшно, ведь с работы уволят. Некоторые меня заблокировали, как и я многих. И даже среди своих сверстниц я не нашла понимания. А ябатьковские родственники еще раньше бросили со мной общаться, потому что считают меня предателем.
Скучаю я, пожалуй, только по деревенскому дому и огороду своему — я хочу там ковыряться, сажать редиску, собирать землянику. А по Беларуси как по территории я сейчас не скучаю, пока это не то место, куда бы я хотела ехать.
«НН»: Вы думали, кем бы вы могли быть сейчас в Беларуси со своим бэкграундом, если бы мы жили в демократической стране?
ОП: Я не хочу быть президентом. Я бы хотела работать в области образования и быть или министром образования или около этого. Я думаю, что достаточно опытна в этих процессах, потому что имею не только специальное профильное образование, но также прошла много курсов в европейских странах. И я вижу систему образования более человечную, чем она есть в Беларуси (хотя сейчас об образовании у нас говорить трудно, там идет идеологизация в первую очередь).
В избирательной комиссии Координационного совета будет свой Лозовик
«Цифры на математике нужно сводить к памятным датам». Гродненская учительница рассказала, как сейчас работается в белорусской школе
Большой разговор с Халезиным — как предлагали отлет Лукашенко, про Санникова и журналистику 90-х, театр и деньги
Комментарии