После аварии на ЧАЭС руководителей БССР хотели судить, а защищал их Лукашенко
Суды над экс-главами государства — нормальное явление для демократических стран. В Польше судили Войцеха Ярузельского, в Украине — Виктора Януковича, в Литве выносили успешный импичмент Роландасу Паксасу. Но в Беларуси таких судов никогда не было (вынесем за скобки процессы 1930-х, так как речь тогда шла о массовых репрессиях).
Больше всего шансов было у двух процессов: неудачного импичмента Александру Лукашенко, а также попытки осудить руководителей БССР за их действия во время Чернобыльской катастрофы. Именно о последней попытке «Зеркало» вспоминает в годовщину взрыва на ЧАЭС.
В этом тексте авторы опираются на книгу «Слюнькоў. Палітычная біяграфія», которую написал кандидат исторических наук Денис Мартинович. В исследовании рассказывается о деятельности Николая Слюнькова, который руководил БССР в 1983—1987 годах. Глобально речь идет о всей эпохе восьмидесятых годов. Авария на Чернобыльской АЭС произошла как раз тогда, когда Слюньков возглавлял нашу страну.
Митинги и требование суда
Авария на Чернобыльской АЭС произошла 26 апреля 1986 года. Одной из главных проблем тогда было сокрытие масштабов катастрофы от населения — а 1 мая во многих городах Беларуси и Украины власти провели традиционные праздничные митинги.
Но требования осудить руководителей БССР зазвучали только через четыре года. В момент катастрофы еще не началась горбачевская «гласность», не существовало никаких относительно независимых СМИ. А вот через четыре года в СССР уже был парламент, избранный на альтернативной основе, журнал «Огонек» и другие популярные издания выходили миллионными тиражами. Но — главное — в воздухе пропал страх, поэтому на улицах бурлили тысячные толпы.
Многочисленная толпа окружила здание телевидения. В результате лидеру БНФ Зенону Позняку дали 15 минут прямого эфира. По итогам приняли обращение к гражданам Беларуси, затрагивался в нем и вопрос аварии на ЧАЭС. Участники митинга требовали расследовать в суде деятельность трех человек: все того же Николая Слюнькова, Георгия Таразевича и Александра Кондрусева. Последний в 1986 году был заместителем министра здравоохранения БССР. Таразевич же во время аварии занимал пост председателя Президиума Верховного Совета БССР — де-юре он считался главой республики (де-факто власть находилась у коммунистической партии в лице Слюнькова).
Как отмечает Мартинович, на тот момент все трое сделали хорошую карьеру и уже работали в Москве. Слюньков был секретарем ЦК КПСС, членом Политбюро (высший партийный орган СССР). Таразевич возглавлял комиссию по национальной политике и межнациональным отношениям одной из палат советского парламента, неофициально он был доверенным лицом советского генсека Михаила Горбачева. Кондрусев к тому времени стал заместителем министра здравоохранения СССР и главным государственным санитарным врачом Союза.
Как пишет исследователь, «это был прямой вызов Москве. Стало ясно, что игнорировать чернобыльский вопрос уже невозможно».
Весной того же 1990 года в Беларуси прошли выборы в парламент — Верховный Совет 12-го созыва, который впервые избирался на альтернативной основе (тот самый, условия избрания в который критиковали участники митинга). В результате небольшую часть мест в нем заняли сторонники демократии, но большинство голосов было у коммунистов. В первый день работы нового парламента депутат Лявон Барщевский озвучил предложение от БНФ: расследовать вопрос о том, почему информацию о катастрофе скрыли от людей.
Глава БССР Николай Слюньков (слева). Фото: Юрий Комягин, s.015.by
Чернобыльский вопрос был у всех на слуху. Если бы власти проигнорировали предложение, это свидетельствовало бы, что они равнодушны к проблеме. Поэтому с Барщевским согласились. В июне 1990 года в парламенте создали комиссию, которая должна была расследовать действия чиновников. Сначала нужно было придумать ее название. Депутат Евгений Цумарев предложил такой вариант: «Комиссия по политической оценке деятельности должностных лиц и политического руководства СССР и БССР, связанной с сокрытием информации и непринятием мер безопасности в связи с катастрофой на ЧАЭС». Но для депутатов-коммунистов это звучало радикально, поэтому остановились на более нейтральном варианте: «Временная комиссия Верховного Совета по оценке деятельности должностных и иных ответственных лиц в связи с ликвидацией последствий аварии на ЧАЭС».
Следом нужно было выбрать председателя комиссии. Сначала на эту должность выдвинули депутата-космонавта Владимира Коваленка, но он взял самоотвод и предложил поручить проверку прокуратуре. В результате комиссию возглавил депутат, доктор медицинских наук Григорий Вечерский, руководивший кафедрой функциональной диагностики в Институте усовершенствования врачей. Кроме него в комиссию вошли еще 24 человека.
Визит из Москвы и защита со стороны Лукашенко
Тогда же депутаты от БНФ потребовали, чтобы Михаил Горбачев, Николай Слюньков и Георгий Таразевич приехали в Минск и отчитались о своих действиях по ликвидации последствий аварии.
Президент СССР отказался, сославшись на занятость. Слюньков аргументировал свой отказ болезнью: как раз в то время он пережил инфаркт и через месяц, в июле 1990 года, окончательно ушел на пенсию. С комиссией он отказался общаться даже по телефону. Единственным, кто согласился приехать, стал Георгий Таразевич. Визит состоялся 27 июня 1990 года. Представители БНФ в буквальном смысле атаковали его.
Заседание Верховного Совета 12-го созыва. Стоят депутаты БНФ: Лявон Барщевский (первый слева), Сергей Наумчик (третий слева). 1994−1995 годы. Фото: facebook.com/naszahistoryja
«Депутаты устроили Таразевичу настоящий разнос: «Почему не отменили первомайские праздники?», «Вашу фамилию проклинают в зоне!» и так далее, — писал историк Александр Курьянович в книге «Апазіцыя БНФ у Вярхоўным Савеце XII склікання». — [Депутат от БНФ] Юрий Беленький вообще призывал к чернобыльскому Нюрнбергу. Фактически единственным, кто встал на сторону Таразевича, был [Александр] Лукашенко. Депутат упомянул стиль работы Таразевича, когда тот приезжал «без мигалок, ГАИ и другой свиты». И вообще, подвел черту Лукашенко, «мы в восьмидесятые годы меньше пузырей пускали, а больше делали»».
По словам Курьяновича, на все обвинения Таразевич отвечал спокойно и достойно. Он категорически опроверг утверждение, что якобы бежал из Беларуси в Москву из-за Чернобыля.
Для книги Мартинович поговорил с Сергеем Наумчиком, депутатом Верховного Совета, который в 1990-м стал секретарем парламентской комиссии. «До переезда в Москву в 1989-м Таразевич фактически считался вторым лицом в республике после первого секретаря, — говорил Наумчик. — К тому же, он тогда входил в состав Бюро ЦК КПБ — фактически высшего руководящего органа. Поэтому вопросов к нему было много. Но наши вопросы не были оскорблением в сторону Таразевича. Мы, депутаты БНФ, действительно задавали ему острые вопросы — которые должны были задать Слюнькову, если бы он приехал. Но его не было. За него и за все тогдашнее руководство БССР пришлось отвечать Таразевичу, и в этом он, безусловно, проявил мужество».
Книга «Слюнькоў. Палітычная біяграфія» Дениса Мартиновича. Фото: knihauka.com
Но, добавил Наумчик, «реально 99% власти находилось у первого секретаря ЦК»: «Положа руку на сердце, вина Таразевича была только в том, что ему не хватило смелости противостоять Слюнькову. Тот хотел показать Москве, что Беларусь успешно преодолевает последствия Чернобыля. В отличие, скажем, от бывшего военного летчика, секретаря ЦК по идеологии Александра Кузьмина, который в первые же дни после Чернобыля передал информацию о настоящем уровне радиоактивной загрязненности писателю Алесю Адамовичу, вступил в конфликт со Слюньковым и вскоре был отправлен на пенсию».
Признание вины — но только в личном разговоре
Возникает вопрос, почему в Минск не приехал Слюньков. Как пишет автор его биографии, партийный чиновник «в глубине души все же понимал ошибочность своих действий». В книге упоминается разговор Слюнькова с Геннадием Буравкиным — известным поэтом, который в 1980-х возглавлял Гостелерадио БССР.
Как отмечает Мартинович, спустя годы, когда «директор ЦК» (такое прозвище было у Слюнькова. — Прим. ред.) вышел на пенсию, Буравкин встретился с ним на юбилее одного из чиновников: «Слюньков мне сказал: «Геннадий Николаевич, вы, наверное, не можете мне простить Чернобыль…» — «Ну что же поделаешь, Николай Никитич… И вы виноваты, и другие. Не в том, что Чернобыль произошел, а в том, как отреагировали на эту беду…» Он признался: «Да, я чувствую за собой вину…»».
Однако, продолжает Мартинович, «одно дело — разговаривать с определенным человеком с глазу на глаз, совсем другое — выступать перед большим залом. Да еще и во время прямой трансляции на всю страну. Дискомфорт очевиден, с точки зрения Слюнькова, лучше его избежать».
В биографии называется еще одна причина: экс-глава БССР был одним из тех партийных чиновников, которые не умели и не любили выступать перед неподготовленной аудиторией. Только перед теми, кто устраивал овации в нужные моменты. Один из примеров — поездка на Кузбасс в 1989 году с целью остановить забастовку шахтеров.
«В Прокопьевске Слюньков от страха дрожал, не по-мужски раскрылся. От его пальцев у меня синяки на ребрах остались. Он все хватался за мою талию, боялся от меня отстать, когда нам приходилось выходить к мужикам. А выходили же и ночью… Он тогда о-о-очень (!) боялся», — цитируются в книге воспоминания генерального директора объединения «Прокопьевскуголь» Михаила Найдова.
Очевидно, что тогда «директор ЦК» пережил стресс. Как будут себя вести депутаты белорусского парламента, Слюньков предугадать не мог. Поэтому решил не рисковать и в Минск из Москвы не ехать.
Сергей Наумчик считал такое решение одной из ошибок экс-главы БССР: «У него был шанс пусть не оправдаться, но объяснить, возможно, с документами в руках, почему он не сделал того, что должен был сделать. Возможно, если бы у него хватило на это сил — и прощения попросить у белорусского народа, ведь то заседание полностью транслировали по телевидению и радио, его смотрели миллионы. Ведь у него же не было злого умысла — он действовал (точнее, бездействовал) в соответствии с тогдашними номенклатурными нормами. Почти каждый руководитель выбрал бы такую позицию (они и выбрали, просто доля ответственности перед историей и Богом меньшая, так как должности мельче). Конечно, это были антигуманные нормы. И если бы он сказал, что кроме них им управлял и страх — обычный страх перед московским начальством, и извинился… Я не хочу сказать, что это смыло бы его вину. Но в историю он бы вошел в том числе и как человек, который попросил прощения у своего народа. Причем впервые в такой должности».
В результате экс-глава БССР в Минск не приехал и фактически похоронил потенциальную возможность вернуться в большую политику (даже если не обращать внимания на состояние его здоровья).
Суд будет? Нет!
В июле 1990 года депутаты парламента утвердили порядок работы комиссии по расследованию деятельности чиновников. Согласно ее требованиям, все учреждения и организации должны были передавать необходимые материалы. Члены комиссии могли опрашивать партийцев как БССР, так и СССР.
«Мы опросили ученых и общественных деятелей — профессора Василия Нестеренко, писателя Алеся Адамовича и других, кто сразу после Чернобыльской катастрофы предупреждал об угрозе, а также тогдашних высоких чиновников, министров
и генералов, которые правду о Чернобыле скрывали, — позже писал Сергей Наумчик. — Не удалось все же поговорить с Николаем Рыжковым (тогдашним премьер-министром СССР. — Прим. ред.) и Михаилом Горбачевым… Однако мы получили абсолютно точные сведения, что в Кремле уже в первые дни располагали достаточно полной информацией о степени опасности, и именно оттуда пошла жесткая команда: молчать! Постепенно перед нами вырисовывалась картина сплошного обмана, куда, как в воронку, втягивались партийные секретари, министры, ученые, врачи».
При этом комиссия так и не получила информации из КГБ и Генштаба Министерства обороны СССР, а также не все документы из архива белорусской компартии. По словам Наумчика, у комиссии не было даже референта, собственного помещения, оргтехники и так далее: «Но самое главное, мы не всегда имели доступ к той информации, которую по закону и по праву обязаны были иметь».
Через год после начала работы комиссии, 13 июня 1991 года, ее председатель Григорий Вечерский огласил итоговый отчет: «Первый секретарь ЦК КПБ Слюньков, бюро ЦК КПБ владели информацией в полном объеме уже 29 апреля 1986 года (через несколько дней после аварии. — Прим. ред.). Аналогичной информацией располагал и председатель Совета Министров Ковалев, у которого в тот же день состоялось оперативное совещание. В нем участвовали министр здравоохранения БССР [Николай] Савченко, его сотрудники Кондрусев, Ивченко, а также [вице-премьер Нина] Мазай, председатель Мингорисполкома [Владимир] Михасев и начальник штаба гражданской обороны БССР Гришанин. И товарищ Слюньков, и товарищ Ковалев советовали не паниковать и не волновать народ, так как ничего, мол, страшного не произошло. В результате такого безответственного поведения первых руководителей республики, а также соответствующих руководителей областей и райцентров республики жители Беларуси вместе с детьми были повсюду выведены на первомайскую демонстрацию. Слюньков и Савченко, выступившие потом с экранов телевидения, успокаивали население республики баснями о том, что «страшного ничего не произошло, никакой помощи Беларуси не нужно, и мы скоро сами справимся с этой аварией»».
Вечерский заявил, что действия чиновников по ликвидации последствий аварии во многих случаях были «безответственными и преступными»: «Необходимо определить степень вины каждого исполнителя, который не принял необходимые меры для обеспечения безопасных условий жизни населения Беларуси, и доложить о результатах Верховному Совету БССР».
Глава комиссии назвал конкретные имена: Николай Слюньков, Нина Мазай (вице-премьер в 1985—1994 годах) и Михаил Ковалев. Он озвучил еще несколько выводов (например, о необходимости запретить использование загрязненных сельскохозяйственных земель), после чего объявил, что работа комиссии завершена.
Создание комиссии лоббировала оппозиция, но прокоммунистическое большинство лояльно отнеслось к ее выводам. Вероятная причина — никаких конкретных действий дальше не предусматривалось. А еще в начале работы комиссии другие депутаты просили их не заниматься «охотой на ведьм». Среди них был и Александр Лукашенко, выступавший против «судилища над людьми», убеждавший, что «опрометчивое слово ранит».
«Те два дня на сессии я ожидал, что вот кто-то из секретарей райкомов, обкомов или ЦК выступит в защиту Слюнькова, — говорил Сергей Наумчик. — Ведь половина из депутатов, если не больше, была обязана своими должностями ему или его назначенцам (прежде всего немалая группа 40-летних первых секретарей райкомов). Они действительно выступали, но защищали от нас компартию, а не Слюнькова. О нем только сказали: «Сегодня это политический труп, и нечего об этом говорить». Вот и все. И в этом, кроме прочего, проявилась заложенная самим же Слюньковым традиция прагматичного отношения к человеку».
Оппозиция потребовала продолжить работу комиссии, но депутатское коммунистическое большинство, разумеется, проголосовало за прекращение ее работы. Верховный Совет поручил прокуратуре дать правовую оценку деятельности чиновников, ответственных за чернобыльские вопросы. Но никакого разбирательства не произошло. Документы положили под сукно, а суд над лидерами БССР так и не состоялся.
Книгу «Слюнькоў. Палітычная біяграфія» можно приобрести на сайте издательства или на маркетплейсе Allegro (доступна доставка в ряд стран), а также в книжном магазине издательства, работающем в Варшаве (ul. Kłopotowskiego, 4).
Комментарии