Могут ли демократические силы освободить политзаключенных путем своей дискредитации? Это иллюзия

Страны, по которым известны успешные кейсы — это США, Украина, Израиль.

США в полной мере используют дипломатическое давление. Вводят санкции и применяют ответственность за их нарушение.

Для того чтобы иметь возможность применять подобный инструмент, США обладает одним из крупнейших в мире рынков. Единственное что является тем рычагом, который делает санкции действенными — это колоссальные убытки от потери доступа на этот рынок.

Сопоставимой значимостью обладает рынок ЕС. И только поэтому санкции США и ЕС действенны, в отличие от санкций РФ и администрации Лукашенко. Санкции стран с непривлекательными рынками могут влиять только на граждан этих стран, и так уязвимых экономически.

Еще США лидируют в мощнейшем на сегодня военном союзе. И обладают международным влиянием, достаточным для того, чтобы не только они, но и их союзники вносили свой вклад в обмен граждан США.

Израиль не обладает экономикой и дипломатией, сопоставимой с США, очевидно ввиду масштаба. Они применяют менее изощренные санкции — в виде ракетных ударов по лидерам ХАМАС и «Хезболлы», организовавшим массовые убийства израильтян.

Израиль эскалирует военные действия. Израиль обладает обменным фондом в виде военнопленных с вражеской стороны, и не боится атаковать, если противник затягивает с освобождением заложников. Израиль обладает международной поддержкой, достаточной для осуществления подобных решительных действий.

Украина не обладает возможностью наносить ракетные удары уровня Израиля, которые уничтожают лидеров террористических группировок.

Тем не менее, Украина не боится наносить удары по военным объектам и НПЗ на территории противника, за каждый из которых ей угрожали ядерным оружием. На сегодня эти угрозы оказались блефом. А ущерб для аэродромов и НПЗ противника — не оказался. Украина обладает обменным фондом военнопленных и использует его.

Как видим, существует разнообразный арсенал мер, которые исторически наглядно проявили себя действенными для освобождения заложников и военнопленных.

Но не менее важно понимать перечень мер, которые никогда не приводили к освобождению заложников.

Мы не видим исторических примеров, когда отказ от санкций приводил к освобождению заложников и военнопленных. Госдеп США почему-то не верит в эту стратегию. Мы не видим исторических успешных кейсов, когда дипломатическое признание освобождало заложников. Израиль этой точки зрения не придерживается. Не торопится признавать ХАМАС и «Хезболлу» и устанавливать с ними отношения. ВСУ не останавливает военные удары по территории противника, несмотря на количество военнопленных.

Важный вопрос: ради чего Лукашенко вообще нужно выпускать политзаключенных? Какие у нас есть основания полагать, что он захочет их выпустить, если получит желаемое?

Напротив, существует намного больше оснований предположить, что получив все желаемое, свою часть он не выполнит.

Какая причина у него должна быть для выполнения обещания? Этика? Ее там нет. Если выгода, то какая? Путину это было нужно ради возвращения своих шпионов и наемных убийц. Россия выдавала военных ВСУ в обмен на российских солдат. ХАМАС выдавал заложников ради нескольких дней передышки от израильских атак.

У Лукашенко для выдачи заложников нет реальных причин. Нет ни жизненно важных необходимостей, ни угроз, от которых выдача заложников может спасти.

Атак на его военные базы и резиденции не идет. Из важных для него людей никто не арестован (пока). На сегодня в розыске около 10 должностных лиц (4 со стороны США по делу «Райанэйр» и 6 со стороны Польши за пытки в белорусских тюрьмах).

Если посмотреть на баланс рисков и выгод для Лукашенко: разве выгоды от признания его власти несколькими политиками в изгнании перевешивают риск от освобождения тысяч заложников, многие из которых обладают политическим влиянием?

Массовое освобождение белорусских политиков и активистов — это уже экзистенциальная угроза для устойчивости власти Лукашенко. По сравнению с такой угрозой отсутствие признания со стороны демократических сил вряд ли может создавать трудности того же уровня.

При этом в администрации Лукашенко безусловно понимают, что наличие у них заложников — один из главных рычагов их влияния. Точно так же в администрации Лукашенко понимают, что для политического уничтожения их противников нужна их максимальная дискредитация.

Дискредитировать сидящих в тюрьме, как видим, даже для Лукашенко крайне сложно — из нескольких тысяч политзаключенных только единицы пошли на сотрудничество с ним. Но как может администрация Лукашенко дискредитировать политических оппонентов на свободе?

Для этого она через удобные каналы продвигает конспирологический нарратив. Как будто единственное, что мешает выходу на свободу заложников, это не жесткое личное решение Лукашенко, а всего лишь «несговорчивость демократических политиков».

В качестве подобных каналов могут выступать родственники политзаключенных, которые будут использованы без ведома о реальных мотивах «знакомых либеральных доброжелателей из спецслужб», и поэтому максимально искренни в стремлении повлиять на ситуацию. Кроме того, это могут быть люди, добросовестно заблуждающиеся относительно мотивов и последствий продвижения такой конспирологии. Среди каналов, разумеется, также будут агенты влияния, популисты, ситуационные союзники.

Через данные каналы в публичное пространство и по личным контактам вбрасывается идея, что для освобождения политзаключенных необходимо всего лишь признать власть Лукашенко и попросить о помиловании.

Дальнейшие действия могут идти по 2 трекам. Если демократические политики согласятся публично признавать власть Лукашенко и просить о помиловании заключенных — это сразу дает возможности:

• выдвигать дополнительные невыполнимые требования. Например — вернуться в Беларусь и сесть в тюрьму вместо политзаключенных (как уже предлагали Польше выдать Латушко в обмен на Почобута);
  
  
• использовать эти заявления в переговорах с ЕС и США, апеллируя к тому, что «поскольку политики, которых вы поддерживали 4 года, уже признали нашу власть — нет никаких препятствий для восстановления дипломатических отношений»;
  
  
• не выпускать политзаключенных (поскольку зачем рисковать активом для торга), или выпуская 20 человек, арестовывать 80, как происходило недавно, чтобы с одной стороны, продемонстрировать видимость доброй воли, но с другой — одновременно усиливать свои переговорные позиции через увеличение количества заложников.

Если политики откажутся публично дискредитировать себя, признавая власть и прося о помиловании — продвигать через агентов влияния или добросовестно заблуждающихся граждан конспирологический нарратив. Как будто вина за то, что Лукашенко держит тысячи невиновных людей в тюрьмах, лежит на демократических политиках.

Режим тут изображается готовым к освобождению политзаключенных и открытым для переговоров, которые срываются якобы только из-за упрямства демократических сил. И таким образом демократические политики будут дискредитированы, как аморальные люди, для которых личные амбиции важнее, чем жизни политзаключенных.

Наиболее вероятным исходом любого вовлечения в навязывамую администрацией Лукашенко теорию заговора будет не выход политзаключенных — а напротив, понижение шансов на их выход, вплоть до полной утраты. Поскольку после успешной дискредитации политиков, которые действуют против Лукашенко — у него не останется никаких причин для того чтоб выпускать политзаключенных.

Выпускать для чего? Санкции и так не снимут ввиду поддержки военной агрессии России. Отсутствие дипломатического признания режим, судя по его действиям, не считает настолько для себя опасным, как выход тысяч заложников на свободу. Без дипломатического признания режим 4 года протянул, а без заложников после 2020 года Лукашенко даже день прожить опасается.

Нужно ли при этом предпринимать усилия для организации выдачи единичных политзаключенных в рамках не публичного и не политического гуманитарного трека? Если у неких субьектов есть такие возможности и влияние, то использовать их разумеется, нужно.

При этом нужно осознавать, что режим будет использовать этот трек для оправдания удержания остальных тысяч политзаключенных и не помогать им в распространении этого фальшивого нарратива.

Утверждение, что для выдачи большего количества политзаключенных не хватает каких либо признаний или заявлений — не нужно поддерживать. Не нужно поддерживать не потому, что оно полезное или вредное, а потому, что по всем признакам данное утверждение ложное. Фальсификации же не нужно ни оправдывать, ни распространять, вне зависимости от того, даже если причина их распространения кажется в моменте благородной.

Так что же все таки можно сделать для выхода политзаключенных? Необходимо продолжать создавать реальные причины для их выдачи. Для подобного режима это может быть только наращивание негативных последствий от дальнейшего удержания заложников.

• 36
• 3
• 1
• 0
• 0
• 1
• 1
• 3