Блинкен оценил действия Байдена в Украине и рассказал, что будет с украинско-российской границей и какие разногласия у него были с Израилем

— Вы приняли два ранних стратегических решения в отношении Украины. Первое, из-за страха перед прямым конфликтом, заключалось в ограничении использовании Украиной американского оружия на территории России. Второе — поддержать наступление Украины без параллельного дипломатического трека, чтобы попытаться положить конец конфликту. Как вы сейчас оцениваете эти решения?

— Поскольку мы предвидели возникновение конфликта, нам удалось обеспечить готовность не только нашей стороны, но и союзников и партнеров, а также самой Украины.

Еще до начала российской агрессии, сначала в сентябре 2021 года, а затем в декабре 2021 года, мы без широкой огласки поставили Украине большое количество оружия, чтобы убедиться, что у них есть все необходимое для самообороны. Среди прочего [зенитно-ракетные комплексы] Stinger и [переносные противотанковые ракетные комплексы] Javelin, которые сыграли важную роль в том, чтобы не дать России захватить Киев, захватить страну, стереть ее с лица земли и чтобы отбросить русских назад.

Но, как мне кажется, важно понимать, что в разные моменты времени люди сосредотачиваются на том или ином типе оружия. Например, танк «Абрамс» или F-16. И каждый раз нам нужно смотреть не только на то, что мы должны дать украинцам, но и на то, знают ли они, как этим пользоваться? Смогут ли они обслуживать эту технику? Является ли это частью последовательного плана? Все эти вещи учитывались при принятии нами решений, что и когда им давать.

Что касается дипломатии: мы приложили исключительные дипломатические усилия, объединив и сохраняя поддержку более чем 50 стран не только в Европе, но и далеко за ее пределами. Я очень много работал в предвоенный период, включая встречи с моим российским коллегой Сергеем Лавровым в Женеве за несколько месяцев до начала войны, пытаясь найти путь, чтобы увидеть, сможем ли мы ее предотвратить.

Мы пытались проверить предположение, действительно ли это связано с тревогой России относительно своей безопасности, с угрозой, исходящей от Украины, или с угрозой со стороны НАТО, или это связано с тем, чем на самом деле является ситуация — имперскими амбициями Путина и его стремлением восстановить «большую Россию», вернув Украину под контроль России. Но нам нужно было проверить это предположение. И мы активно взаимодействовали с Россией в дипломатическом плане.

Если бы появилась возможность дипломатического взаимодействия, которое могло бы закончить войну на справедливых и прочных условиях, мы были бы первыми, кто ею воспользовались. К сожалению, по крайней мере на данный момент мы не видим никаких признаков того, что Россия действительно готова к взаимодействию. Я надеюсь, что ситуация изменится.

— Сейчас приходит новая администрация, и у нее совершенно иной взгляд на конфликт. В окружении избранного президента Трампа есть люди, которые очень хотят, чтобы Украина уступила территорию России. Не было никаких параллельных дипломатических путей, и оружие, вероятно, будет иссякать. Считаете ли вы, что оставили Украину в самой сильной позиции? Были ли вещи, которые вы (администрация Байдена — НН) могли бы сделать по-другому?

— Ну, во-первых, мы сохранили Украину, что не было само собой разумеющимся, потому что амбиции Путина заключались в том, чтобы стереть ее с лица земли. Мы остановили это. Путин потерпел неудачу. Украина держится. И я считаю, что у нее есть огромный потенциал не только для выживания, но и для процветания в будущем. И это зависит от решений, которые примет будущая администрация и многие другие страны.

— Считаете ли вы, что пора закончить войну?

Эти решения должны принимать сами украинцы. Им придется решать, каким станет их будущее и каким путем они хотят к нему прийти. Я не думаю, что то, где на карте будет проведена граница, принципиально изменит ситуацию.

— Вы имеете в виду, что территории, которые, по вашему мнению, контролирует Россия, нужно будет отдать?

— Вопрос не в отдаче. Вопрос в том, что в ближайшем будущем эта граница вряд ли существенно сместится. Украина всегда будет претендовать на эту территорию. Вопрос в том, найдет ли она способ при поддержке других вернуть утраченные территории?

Маловероятно, что Путин откажется от своих амбиций. Если будет заключено перемирие, то, по мнению Путина, оно, скорее всего, даст ему время на отдых, переоснащение и повторную атаку в какой-то момент в будущем. Поэтому, чтобы любое прекращение огня было действительно длительным, чрезвычайно важно убедиться, что Украина обладает потенциалом для сдерживания дальнейшей агрессии.

И это может быть достигнуто через НАТО, если мы направим Украину на путь к членству в альянсе, или через гарантии безопасности — обязательства со стороны разных стран, которые дадут понять России, что любое новое нападение обернется для нее серьезными проблемами.

— Если я вас правильно понимаю, вы говорите, что будущее Украины больше не будет зависеть от ее главного союзника — США. Вы считаете, что теперь оно в руках Европы?

— Я очень надеюсь — не могу сказать, что ожидаю, но надеюсь, — что Соединенные Штаты останутся таким же важным союзником для Украины, каким они были до сих пор. Потому что, повторюсь, речь идет не только об Украине. Речь никогда не шла только об Украине.

— Я хочу затронуть то, что стало определяющим кризисом этой эпохи — конфликт в Газе. Вы считаете, что действия Израиля соответствуют правилам ведения войны?

— Если идет речь о том, чтобы предотвратить повторение событий 7 октября, я думаю, что мы находимся в хорошей позиции. (…) Израиль уничтожил военные возможности ХАМАС. Он ликвидировал руководство, ответственное за события 7 октября.

— Даже бывший министр обороны Израиля Моше Яалон назвал происходящее военными преступлениями и этническими чистками. Это внутренняя критика, а не внешняя. Поэтому, вероятно, я бы повторила вопрос и спросила вас: соблюдает ли Израиль правила ведения войны в Газе?

— Мы, как вы знаете, изучали и продолжаем глубоко изучать этот вопрос. Мы опубликовали свои собственные отчеты с нашими оценками. Если идет речь о действиях Израиля, его праве на самооборону и стремлении сделать все возможное, чтобы 7 октября больше не повторилось, мы с самого начала говорили, что важно не только то, что делает Израиль, но и как он это делает.

Во время самой первой поездки в Израиль через пять дней после 7 октября я с моей командой провел девять часов в штабе ЦАХАЛ в Тель-Авиве (шесть этажей под землей), пререкаясь с израильским правительством, включая премьер-министра, в том числе о том, как обеспечить гуманитарную помощь для палестинцев в Газе.

Эта пререкания были обусловлены тем, что в Израиле после 7 октября было общество, переживавшее тяжелую травму. Это был не только премьер-министр или отдельные лидеры Израиля. Это было общество в целом, которое не хотело, чтобы хоть один палестинец в Газе получил помощь. Я спорил с ними девять часов.

Президент Байден должен был приехать в Израиль через несколько дней. И когда я столкнулся с сопротивлением по вопросу гуманитарной помощи, то сказал премьер-министру: «Я позвоню президенту и скажу ему, чтобы он не приезжал, если вы не позволите начать поступление этой помощи».

Я позвонил президенту, чтобы убедиться, что он поддерживает эту позицию, и он полностью согласился. Мы достигли согласия по поводу начала помощи (…). Мы все это время пытались учесть нужды людей, оказавшихся под этим ужасным перекрестным огнем.

И мы имеем дело с травмированным палестинским населением. (…) Сейчас Израиль действует в уникальной ситуации, что не освобождает его от ответственности.

— Но выполнили ли они эти обязательства?

— Если говорить об оказании гуманитарной помощи, то были периоды, когда мы не считали, что они делают достаточно. Именно поэтому недавно мы вместе с министром обороны [Ллойдом] Остином настоятельно требовали от них принятия мер, которые обеспечили бы поступление большего количества помощи людям.

— Недостаточная поставка продовольственной помощи считается военным преступлением. Вы утверждаете, что они действительно не хотели давать даже продовольственную помощь?

— Есть большая разница между намерением и результатом действий, независимо от того, рассматривается это с юридической точки зрения или по другим стандартам. Результаты, которые мы наблюдали, были катастрофически недостаточными. Речь идет о результатах в обеспечении людей необходимой помощью. Также как и в вопросе защиты людей, я считаю, что меры были недостаточными. 

(…)

— Прежде всего, мы были и остаемся принципиально преданными защите Израиля, и, к сожалению, он сталкивается с противниками и врагами со всех сторон. (…) Эта поддержка жизненно важна, чтобы у Израиля был сдерживающий фактор, чтобы он мог защищаться. И, в свою очередь, это означает, что мы не столкнемся с еще более широким конфликтом, который приведет к большему количеству жертв и разрушительным последствиям. Поэтому так важно поддерживать эту помощь.

Во-вторых, мы продолжаем верить, что наиболее быстрый и эффективный путь к прочному завершению конфликта в Газе — это соглашение о прекращении огня, которое позволит вернуть заложников.

• 5
• 4
• 1
• 6
• 1
• 0
• 0
• 0