Братья-близнецы пришли работать в милицию. Один из них переплыл реку и сбежал из Беларуси, чтобы не заниматься политическими делами. Поговорили с ним

«Наша Ніва» поговорила с 24-летним Антоном Прокопенко о работе в милиции после 2020 года, прослушивании активистов, рискованном побеге из Беларуси, признании угрозой нацбезопасности в Литве, отношениях с семьей, а также о том, как надо реформировать систему МВД.

«Однокурсники хвастались: «Я десять человек в автозак закинул, а я пять!»

И Антон, и его брат поступили в могилевский институт МВД после кадетского училища. Они решили держаться вместе, так было проще преодолевать любые трудности. До третьего курса обучение и практика проходили довольно ровно, их хвалили и рекомендовали для интервью в СМИ как образцовых будущих офицеров, но в 2020 году все изменилось.

«В августе у нас была запланирована очередная практика, но вместо того чтобы ехать в РОВД, мы остались в институте. Не для учебы — наш курс был среди тех, кого отправляли на протесты.

Прежде всего, наша задача заключалась в обеспечении общественной безопасности: мы стояли в цепочке у горисполкома, а также ходили по центру, «выдавливая» оттуда протестующих. Выбора или возможности отказаться у нас не было. Каждый понимал, что будут последствия».

Антон говорит, что зато он своими глазами увидел милицейский произвол и приказы задерживать людей без причин.

«Бывало, человек стоял на остановке, а начальник отдавал распоряжение его задержать. И сокурсники бросались, наперегонки бежали, кто скорее его в автозак запихнет. У меня с этим была одна ассоциация: бешеные собаки, которых отвязали, и они побежали, сами не понимая, что делают. Когда мы возвращались в институт, однокурсники хвастались: «Я десять человек в автозак закинул, а я пять!» Конечно, я был в шоке, потому что у меня не было желания в таких вещах конкурировать. Потом еще говорили, что в милицию кидали бутылки там, еще что-то, мол, поэтому такой ответ. Но там, где я присутствовал, такого не видел».

Сам Антон, по его словам, благодаря своему окружению уже с 2015 года разбирался в политике и на свои первые в жизни выборы пришел с пониманием, что за Лукашенко голосовать точно не будет.

«Конечно, перед самыми выборами нас собирало руководство и промывало мозги, «что надо голосовать за Батьку». Во время обучения нас часто собирали в актовом зале и рассказывали, какой Лукашенко молодец. Но у меня на тот момент уже был сформирован взгляд и понимание того, что происходит вокруг, поэтому на меня это не действовало. Хотя я замечал, что на многих, кто политикой вообще не интересовался, такие выступления влияли. Если у человека нет своего мнения, то легко попасть под любой влияние».

В могилевских протестах участвовали друзья Антона, и он старался помогать им, чем мог: отправлял информацию, где планируется размещение милиции и в каком количестве. Несколько близких Антону людей пострадали от силовиков: один был сильно избит при обыске губопиковцами.

«После всего этого хотелось уйти, но я решил: вот доучусь сначала… Была еще надежда, что, может, в Беларуси что-то изменится».

«Раз в квартал поручали ставить людей на прослушивание»

Антон окончил институт в 2021 году и устроился в уголовный розыск в Октябрьский РОВД Могилева, где они с братом до этого проходили практику. Помимо раскрытия краж, ограблений, кибермошенничества и убийств, ему почти сразу стали поручать политические дела.

«В основном такие материалы проверок доставались ГУБОПиКу. Но в дальнейшем начальство настаивало на том, чтобы у РОВД были и свои показатели. Поступали поручения, например, провести у активистов обыски или осмотр мобильных телефонов. Как это выглядело: есть какое-то дело, нам выписывают это поручение. У каждого оперативника своя микрозона, и если получалось, что на моей территории живет активист, я им занимался.

Обычно я приезжал к людям и сразу говорил, чтобы не переживали. Потому что я свой. Мы посидим, поговорим, оформим бумаги, а потом я пишу рапорт-отписку, что ничего не нашел».

Раз в квартал, рассказывает Антон, им поручали ставить некоторых белорусов на прослушивание — обычно это были люди, которые ранее привлекались к ответственности за политический активизм или где-то засветились.

«По внутренним правилам ты хотя бы раз в три дня должен был слушать разговоры человека. У нас для этого была специальная программа на компьютере. Мы получали у прокурора санкцию и заполняли документы для Департамента обеспечения оперативно-розыскной деятельности МВД (ДООРД) — оттуда нам звонили и говорили логин и пароль, которые мы вводили в программу — для каждого человека он был свой (то есть, сами мы прослушать по своему желанию никого не могли). В специальный секретный блокнот ты после должен был записывать услышанные сведения, контакты — с кем там человек разговаривал.

Если честно, я почти ничего не слушал — просто раз в три дня делал вид. Во-первых, не хотелось тратить на это время, потому что работы и так было много. Во-вторых, если ты действительно что-то услышишь, то, получается, нужно привлекать человека к ответственности — по большому счету, ни за что. При этом своим друзьям и знакомым я постоянно говорил, чтобы они в чатах или где-то еще предупреждали людей, что раз в квартал проводятся такие мероприятия, чтобы те были осторожны».

Павялічыць

Волки, река вплавь и розыск на родине

В 2022 году Антон уже год работал в милиции оперуполномоченным, имел звание старшего лейтенанта.

«Однажды начальник сказал мне: как-то у тебя не получается по политическим делам. Все твои коллеги что-то раскрывают, находят, а у тебя ничего. Плюс меня уже хотели по этой же причине лишить премии (последняя зарплата Антона в милиции составила 1600 рублей — НН). После этого разговора я понял, что последствия для меня — вопрос времени. В общем, было ощущение, будто сидишь на пороховой бочке и не знаешь, когда она взорвется. Я задумался, что надо уезжать.

Когда смотрел на своих коллег, на то, как они ко всему относились, я боялся стать таким же. А если оставаться работать, то в любом случае система бы заставила выполнять приказы».

В течение месяца Антон готовился к переходу границы — собирал вещи, продумывал маршрут — решил делать все сам, не сообщив о своем намерении даже самым близким.

«Я запланировал все на выходные, но внезапно меня с пятницы на субботу поставили на сутки. Подумал: хорошо, как раз после суток будет выходной, и поеду в воскресенье. Сменился, взял рюкзак и сумку, поехал в Минск, потом в Браслав, а оттуда к границе на такси. Планировал, что все получится быстро, но там была болотистая местность — пришлось обходить вокруг.

Кроме того, я встретил волков. Сначала подумал, что лают собаки, но рядом не было населенных пунктов. Поэтому я перестраховался, залез на дерево и ждал около получаса, пока они уйдут. Было очень страшно. Второй раз было страшно, когда переплывал реку: у меня не было спасательного жилета. Это я как-то не предусмотрел, а сумки тянули вниз. А потом я вообще зацепился барсеткой за одну из рыболовных сетей — мне пришлось ее снять, потому что я не мог распутаться.

От пограничников потом узнал, что там вокруг часто ставят рыболовные сети — я вышел к ближайшей деревне и там уже попросил местных связаться с пограничниками».

Почти три дня Антон провел на заставе, давая интервью представителям миграции и госбезопасности Литвы. После этого его перевели в лагерь для беженцев.

«Меня многие спрашивали, зачем эти сложности, почему я просто не уволился. Но я боялся, что просто так не отпустят. Начнутся проверки, будут копать под меня и что-то найдут», — признается собеседник.

«Брат продолжал работать в милиции участковым, теперь мы не общаемся»

Ввиду того, что Антон не сообщил о своем отъезде даже отцу и друзьям, его объявили в розыск. Несколько дней объявление о поисках 22-летнего могилевчанина, который ушел из дома в неизвестном направлении и пропал, распространялось по местным пабликам.

«Потом мне рассказали, что из милиции приходили и к нам в квартиру, и на дачу, опрашивали друзей обо мне», — рассказывает Антон. «Но больше я ничего не знаю, потому что с того времени не общаюсь ни с братом, ни с отцом, ни с друзьями, чтобы никого не подставлять».

На момент отъезда Антона его брат продолжал работать в милиции участковым.

«Сегодня я не знаю, кем он работает. Я сам решил даже не связываться с ним ради безопасности нас обоих. Вообще мы с ним были очень разными по характеру всегда, у нас были разные компании. И в последнее время у нас наблюдались разногласия и мелкие конфликты на тему политики. Брат более нейтрально ко всему относился и не хотел глубоко разбираться в ситуации в стране. Но все же мы с ним общались, поддерживали отношения. После моей эмиграции наша связь оборвалась».

Павялічыць

«Все, кто нарушал закон, должны понести ответственность за свои незаконные действия»

Летом Литва отказала Антону в легализации, признав его угрозой национальной безопасности с запретом на въезд в страну на пять лет: решение по своему делу он ждал почти два года. Сейчас он подал заявку на международную защиту в Польше.

«После Литвы психологически тяжело, потому что я столько времени провел в подвешенном состоянии. И теперь я снова в нем. Конечно, польские власти более лояльно относятся к белорусам, но кто знает, что будет завтра. Поэтому сложно строить какие-то планы. Однозначно, мне хотелось бы остаться в Польше, работать и жить здесь, продолжать изучать юриспруденцию (в Литве я окончил базовые курсы по правозащите от «Вясны»). А когда сменится власть — вернуться в Беларусь».

Антон говорит, что с удовольствием продолжил бы работу в правоохранительных органах, но только если сменится власть.

«Рыба гниет с головы. Работа сама по себе важная и интересная. Но 2020 год многое изменил, в том числе отношение к людям в форме. И чтобы это изменить, нужно сначала сменить власть, навести порядок во всей системе. А все, кто нарушал закон, должны понести ответственность за свои незаконные действия».

«Первое, что сделаю по возвращении на родину — схожу на могилу к отцу»

Год назад у Антона умер отец, и это для него одно из самых болезненных последствий сделанного выбора.

«Последний раз я видел его примерно за пару недель до отъезда. Приехал по традиции на дачу помочь. Было тяжело, потому что я понимал, что мы больше, скорее всего, не увидимся — отец был в возрасте, у него были проблемы с сердцем… Из-за его здоровья, насколько я знаю, никто и не рассказывал ему, где я. Первое, что сделаю по возвращении на родину — схожу на кладбище, на могилу к отцу».

• 25
• 0
• 0
• 3
• 0
• 17
• 0
• 8